Быстроногий олень. Книга 2

Шундик Николай Елисеевич

Не успел прибыть в район междуречья один плот, как из Янрая, буксируемый катером, направился второй. Катер вел старшина Васильев, прислушиваясь к ровному рокоту мотора. Пытто решил вылезть из машинного отделения наверх, покурить, подышать свежим воздухом. Дверь в рубку была открыта. Пытто встал рядом с Васильевым.

Залитая солнечным блеском река шла ровной, словно убранной в золото дорогой. Густой кустарник зеленой стеной тянулся по берегам. Утки, гуси и лебеди вылетали на светлую речную дорогу и, пугаемые рокотом мотора, исчезали где-то в нежной дымке, тянувшейся по тундре

мягкими, словно расчесанными гребнем, полосами. Ветер гнал с неба тучи за синюю стену Анадырского хребта. На западе шел косой дождь, пронизанный сквозь проталины черных туч лучами солнца.

— Дождь и солнце, и ночь и день — все сразу! — улыбнулся Васильев, осматриваясь вокруг. — Однако разгонит тучи, хороший день завтра будет.

— Хотя и дождь пойдет, все равно день наш хороший будет, — задумчиво отозвался Пытто.

Васильев сбоку посмотрел на него и согласился:

— Да, ты правильно сказал. Спасибо Ковалеву, что меня снарядил к вам. Я люблю быть с вашим народом и сейчас чувствую себя так, словно на праздник сюда приехал…

А золотая дорога реки все шла и шла мимо сопок. Все новые и новые стаи испуганных птиц оглашали тундру разноголосыми криками.

— Смотри, кто-то на байдаре слева! — воскликнул Васильев. — Женщины плывут… Зови к нам.

Пытто сложил руки рупором и закричал, чтобы байдара подошла к катеру. Вскоре он узнал жену Чымнэ и ее сестру. Лица у них были напряжены, испуганы.

— Скорей, скорей, — просила Аймынэ, цепляясь за катер руками. — Мы убежали от Чымнэ!

Пытто быстро перевел Васильеву слова Аймынэ, помог ее сестре забраться на катер.

Аймынэ приложила смуглые руки козырьком ко лбу, тревожно всматриваясь куда-то в сторону левого берега.

— Все!.. Теперь они нас не догонят! — облегченно вздохнула девушка и крепко прижала к себе сестру, в заплаканных глазах которой застыл страх.

Катер снова двинулся вверх по реке. Аймынэ, крепко ухватившись руками за поручни, смотрела туда, где должны были показаться дома.

Катер продолжал рассекать речную гладь. Аймынэ чувствовала, что на нее стремительно надвигается счастливая, новая жизнь, от которой с таким упорством, так долго отрывал ее злобный человек Чымнэ.

Катер причалил к берегу. Среди многих людей на берегу Аймынэ сразу увидела своего Тымнэро. Она побежала к нему задыхаясь. Вот они уже почти рядом. Руки их жадно потянулись друг к другу.

— Где дом, в котором мы будем жить с тобою?

— Вот он, и твой и мой очаг, — показал Тымнэро широким, радостным жестом на ближайший дом.

8

Стараясь никому не попадаться на глаза, Шельбицкий после работы вышел из поселка с охотничьим ружьем и сеткой для дичи. Ему везло: на пути его не попался ни один охотник.

Подстрелив две утки, Шельбицкий направился к заброшенной охотничьей избушке, где должен был дожидаться Савельева.

Настроение у бухгалтера было не из веселых. Завалившись в землянке на грязные полуразрушенные нары, он тяжело задумался. В памяти всплыли картины далекого детства. Вот он, замкнутый, щупленький, обходит стороной шумную ватагу детей,

тщательно оберегая свой костюм от того, чтобы не прицепились к нему колючки кустарника. Но сверстники его замечают. «Эй, чистюля! Калоши дома забыл! — кричат они ему. — Насморк получишь!» А вот он уже юноша. Впереди него идет красивый, с кудрявой головой, одноклассник, комсомолец Петя. Из кармана Пети вываливается червонец. Шельбицкий чувствует, как кровь хлынула ему в лицо. Воровато оглянувшись, он наступил на червонец, а потом быстро поднял его, сунул в свой карман. Совсем неожиданно Петя повернулся и с презрительной усмешкой спросил:

— Интересно, что ты купишь себе на этот червонец? Или, быть может, положишь его в копилку?

Смех одноклассников оглушил Шельбицкого. Это было первое его публичное поражение, хотя подлость была уже далеко не первой.

— О, я запомнил их! На всю жизнь запомнил! — прошептал Шельбицкий, как бы снова ощущая стыд и беспомощную ярость, которую испытал в тот момент. — Теперь вы не схватите меня за руку, нет! Не такой я простачок, чтобы позволить вам это!

И тут Шельбицкий поймал себя на том, что именно этого он больше всего и боится.

— Не удастся?.. а почему ты думаешь, что не удастся? — тихо спросил он себя, блуждая тоскливым взглядом по закопченным стенам землянки. — Не пора ли тебе хотя бы с самим собой поговорить откровенно?

Закурив папиросу, Шельбицкий закрыл глаза.

«Ну да… ты, в конце концов, думал, что… Савельев окажется прав. Ты надеялся, что советский строй все же развалится, что сюда придут почти без боя американцы. Ты думал, что твоим тревогам скоро наступит конец и ты будешь вознагражден по заслугам. Но где этот конец, я тебя спрашиваю? Теперь тебе ясно, что американцы сюда без боя не придут, да и начнут ли они бой? Хватит ли у них пороху? А если начнут, то не кончится ли этот бой для них тем, чем кончился он для Гитлера? Ну-с, что ты скажешь?»

Шельбицкий встал, попытался пройтись по землянке. Вольно стукнувшись головой о балку низкого потолка, он злобно сплюнул, потер рукой зашибленное место, снова с убитым, мрачным видом уселся…

«А все же, почему все это так получилось? Как засосало меня в трясину? Ну, хорошо — они меня обижали, смеялись надо мной, хотели по-своему жизнь мою переделать, но жить-то они мне давали! Да у меня и мысли никогда не было выступать против их строя… Да я сначала и не думал, что их можно победить, пока не встретил этого страшного человека. Паук! Удав! Он проглотил меня, он… Но почему меня, именно меня проглотил, а не кого-нибудь другого?»

— Вот что сейчас делать? — с отчаяньем вслух спросил бухгалтер. И вдруг услыхал ответ:

— Выполнять мои приказы!

Шельбицкий вскочил с нар, опять больно зашиб голову. На пороге землянки стоял Савельев.

Минуту они молча смотрели друг другу в глаза, затем Савельев прошел в землянку, поставил в угол ружье, бросил туда же убитого гуся.

— Ну и время наступило: проклятое солнце светит круглые сутки, и спрятаться негде…

— А долго мы еще вот так прятаться будем? — изо всех сил пытаясь взять себя в руки, спросил Шельбицкий.