Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников
Шрифт:
А в Чечне очень нередки случаи убийства молодых девушек. Недавно это случилось в Серноводске [118] , и никто не понес наказания. Беспредел в Чечне не остановить, если не будут приняты чрезвычайные меры, если за нарушение закона и прав человека виновные не будут предаваться справедливому суду и нести заслуженное наказание.
Могут помочь навести порядок в республике международные организации, считает Ваха, но после терактов в Москве их уверенность, что чеченскому народу надо помочь, поколеблена. При желании это может сделать президент Путин или правительство.
118
Районный центр Сунженского района Чечни.
Вот что рассказал Ваха. И добавил: «Я говорю откровенно, мне бояться нечего».
Сухадат Сулгиевна Газбекова девочкой пережила депортацию 44-го года. Она навсегда запомнила «путешествие» в «телячьем вагоне», жизнь вдали от родного дома, вне родного языка, голод. Сейчас она снова была вынуждена покинуть свою родную горную деревушку, свой родной дом. Она очень не хотела этого. Ее дети долго ее уговаривали, но Сухадат
РАССКАЗ КИМАЕВОЙ МАЛИКИ,
проживающей в районном поселке Колышлей Пензенской области, о поездке в Чечню с 1 по 8 сентября 2002 года
Добраться до родного села Агишты Веденского района проще через соседний Дагестан, так как там более лояльная к чеченцам милиция, чем на кавказских Минеральных Водах. Для этого надо сесть в поезд Москва-Махачкала и доехать до Кизил-Юрта, а далее автобусом до Хасавюрта Республики Дагестан. Из Хасавюрта можно попасть практически в любой населенный пункт Чечни.
Малика Кимаева добралась автобусом до города Шали, а далее на попутке до родного села Агишты, расположенного в горах, в 18 километрах от Шали. В селе остались только старики и женщины, молодежь уехала учиться в город Грозный или другие города России. В первую очередь это касается ребят, так как после 18 лет их забирают в армию, в чеченский милицейский батальон, расположенный в городе Шали. Командуют батальоном чеченские офицеры. Ребята живут в казармах, проходят боевую и строевую подготовку, участвуют в «зачистках». По словам Малики, «федералы» их «подставляют», так как первыми в села и аулы Чечни входят именно чеченцы, и часть из них гибнет или от пуль боевиков, или подрывается на минах. Боятся чеченские юноши в Агиштах прихода боевиков, которые объявили священную войну неверным (газават) и заставляют их насильно воевать против «федералов». Тех, кто отказывается, боевики избивают или убивают. Жизнь в селе связана с постоянным страхом за жизнь детей. Днем приходят «федералы» и проводят «зачистки». Как правило, все «федералы» носят маски, а на боевой технике замазаны номера. Жаловаться на бесчинства «федералов» бесполезно, так как опознать их под масками невозможно. Малика собственными глазами видела следы «зачисток» у родственников. Вскрытые полы, порушенная мебель, разорванные подушки и пуховые одеяла. После таких «зачисток» пропадают и ценные вещи, компенсировать материальные потери чеченским семьям никто не соизволит, творится сплошное беззаконие, беспредел. По вечерам село навещают боевики, не встречая никакого сопротивления, так как расстояние между блокпостами порядка 10 км. Боевики также грабят мирное население, унося с собой одежду и продукты питания. В селе нет газа и света, воду берут из речки. Лес находится вблизи села, но дрова нельзя заготавливать, так как «федералы» отобрали всех лошадей и просто не пускают жителей, считая, что чеченцы сообщают о них сведения боевикам и подкармливают боевиков. Малика привела пример: престарелая бабушка с одинокой племянницей пошла в лес за дровами. «Федералы» их задержали и продержали в яме для помоев несколько дней. Несчастных женщин морили голодом, давали пить грязную воду, поливали их сверху помоями, даже мочились на них. Кто-то из военных начальников сжалился над ними и отпустил домой, но женщины от пережитого находятся в нервном шоке, у них произошло как бы «помрачение рассудка». И никто не может сказать, оправятся ли они когда-нибудь.
Школа в селе не работает по приказу военного коменданта [119] , хотя на равниной части Чечни дети в школу ходят. Там же, на равнинной части страны, чеченцы радуются, что наконец стали выплачивать пенсии и детские пособия, которые позволяют им не погибнуть с голода. А вот горным районам Чечни не повезло. По словам Малики, чеченцы там не получают ни пенсии, ни детские пособия, так как «федералы» считают, что эти деньги попадают к боевикам [120] . В селе уже повырубили все фруктовые деревья: вишни, черешни, груши, абрикосы, а теперь очередь дошла до ореховых деревьев. Дрова в селе на вес золота, соседи помогают друг дружке дровами, но их запас тает на глазах. Электричество в село проводят из города Шали. Чеченские электрики рискуют жизнью, многие из них подрываются на минах и взрывных устройствах, но они вновь и вновь восстанавливают линию электропередачи. Но когда темнеет и в селе зажигаются тусклые огоньки, по подстанции и электролинии снова бьют «федералы», так как свет мешает им наблюдать за местностью с помощью приборов ночного видения.
119
Возможно, школа была закрыта на короткое время, и Малика это застала. Вообще же в Агиштах, как и в других горных селах, школы работали и продолжают работать.
120
Вероятно, речь идет о локальных и кратковременных инициативах военной комендатуры либо о злоупотреблениях в местной администрации. Пенсии и детские пособия в селах, в том числе и в горных, выплачиваются, как правило, без задержек. В этом состоит вполне разумная, почерпнутая из мирового опыта контрпартизанской борьбы тактика федерального центра — не создавать материальных предпосылок для содействия местного населения вооруженным сепаратистам. Как видим, у местных военных властей могут быть другие резоны.
Живут чеченцы в селе одним днем, не помышляя о будущем, и надеются только на Аллаха. Не верят чеченцы ни представителю президента в Чечне Кадырову [121] , ни самому Путину. По словам Малики, офицеры российских войск торгуют продуктами питания, а бедные солдаты голодают. В Шали и окрестных селах района нередки случаи пропажи чеченских девушек. Такого беспредела не было даже в первую чеченскую войну. Болеть в селе не рекомендуется, так как фельдшерские пункты отсутствуют, а вечером
121
Работа писалась в то время, когда Кадыров был только «представителем Президента РФ в Чеченской Республике».
Кадыров Ахмат-хаджи (1951–2004) чеченец из тейпа Беной. В 1970-х годах работал строителем в Сибири, получил богословское образование в СССР и за границей. С 1991 года — заместитель муфтия Чечни. После начала первой чеченской войны объявил России джихад. Муфтий джихад не поддержал и был смещен. Муфтием стал Кадыров. Когда после войны в Чечне усилилось влияние сторонников «радикального ислама», Кадыров стал едва ли не главным их противником (пережил несколько покушений), а после вторжения экстремистов в Дагестан в 1999 году и начала второй чеченской войны выступил на стороне федеральных войск, обеспечив последним беспрепятственное вхождение в Гудермеский район Чечни. В июне 2000 года назначен главой администрации Чеченской Республики. В октябре 2003 года был избран президентом республики; избирательная кампания сопровождалась многочисленными нарушениями и фальсификациями.
9 мая 2004 года погиб в результате теракта.
122
В шутку их называют «пропуск форма 10» и «пропуск форма 50».
Самые светлые воспоминания у Малики остались после посещения столицы республики города Грозного [123] . В городе уже работают магазины, базары, больницы, школы, государственные учреждения, регулярно ходит автотранспорт, в центре восстанавливаются жилые и административные здания. Хорошо работает чеченская милиция, патрулируя по улицам города. Сами жители восстанавливают собственное жилье, а местная власть выделяет стройматериалы: шифер, стекло, деревянные изделия. За эту работу им начисляют зарплату, пока, правда, больше на бумаге. Стали открываться небольшие частные предприятия, у людей появилась работа. В городе открылся новый медицинский институт, молодежь потянулась к знаниям, а не к автоматам. Стали возвращаться из Ингушетии беженцы, для них в городе строятся многоэтажные дома. Все это вселяет надежду, что столица республики Грозный будет восстановлен и жизнь в Чечне наладится. (Как же мне было грустно через несколько дней после разговора с Маликой узнать о взрыве в Грозном в том же сентябре, а потом и о страшном теракте в Москве! Я представляю, как она огорчилась, расстроилась, что ее надеждам на возвращение в любимую Чечню не суждено сбыться.)
123
Такое впечатление у Малики, видимо, сложилось по контрасту с Агиштами. Грозный был и остается в руинах, а жизнь кипит в городе, по сути, лишь на одной центральной улице и в ближайших окрестностях.
Посетила Малика и палаточные городки для беженцев в Назрани и станице Нестеровской [124] , где проживают ее родственники. «К сожалению, власти выдавливают чеченцев из лагерей, — продолжала свой рассказ Малика, — не завозят в полном объеме продукты питания, не ремонтируют палатки, проводят в лагерях „зачистки“». Международные организации практически прекратили выделять гуманитарную помощь беженцам. Датский Совет по беженцам выдает по 10 килограммов муки и сахара на семью в месяц, но этого явно недостаточно.
124
«Городками» в Ингушетии принято было называть лагеря вынужденных переселенцев, возникшие осенью 1999 года. В Ингушетию жители Чечни бежали и в первую войну — в начале 1995 года их здесь было до 150 тысяч. Однако в самом начале второй чеченской войны, когда приказом генерала Шаманова от 25 сентября 1999 года органам внутренних дел соседних субъектов Федерации было воспрещено пропускать бегущих из Чечни гражданских лиц, лишь президент Ингушетии Руслан Аушев ослушался и открыл административную границу. В результате в какой-то момент число мигрантов в Ингушетии достигло 300 тысяч и сравнялось с численностью постоянного населения. Несколько десятков тысяч беженцев жили в палаточных «городках» и в «приспособленных помещениях» — гаражах, птичниках, коровниках и т. п., и даже в железнодорожных составах, основная масса — в «частном секторе». Выживание беженцев по крайней мере наполовину обеспечивали международные гуманитарные организации — их участие помогло избежать гуманитарной катастрофы в первую зиму. Федеральные власти с самого начала пытались вернуть беженцев обратно в Чечню — ограничение работы гуманитарных организаций помощи преследовало именно эту цель. Последний из «городков» беженцев был закрыт в июне 2004 года.
Поездка в Чечню и оттуда, назад в Россию, сопряжена как с материальными, так и с нервными издержками. Милиционеры постоянно и по нескольку раз обыскивают сумки и вещи, выискивая якобы оружие и взрывчатку, вымогая деньги. Не каждый может это выдержать. И если на равнине жизнь все-таки потихоньку налаживается, то в горах чеченцы молятся Аллаху и просят у него защиты — как от боевиков, так и от «федералов».
ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ МАТЕРЬЮ УБИТОГО СОЛДАТА
Мой сын, Арефкин Андрей Викторович, родился 4 мая 1975 года в городе Заречном.
Мальчиком он рос спокойным, хотя всегда стоял на своем. Был у них в классе один лидер. Все ему подчинялись, но только не Андрей. Он всегда говорил, что не хочет, чтобы им кто-то командовал: «Пусть все подчиняются, а я не буду». За настойчивость приходилось получать синяки, но я ничего об этом не знала: он никогда не рассказывал, не жаловался.
Спорт Андрей никогда не бросал: в 4-м классе — лыжи, потом — велосипедный спорт, потом записался в секцию самбо. Там ему сломали ногу, но Андрей никогда не жаловался на боль. Андрею заниматься самбо нравилось, но через год тренер сказал ему, что он не совсем подходит к этому виду борьбы, потому что очень высокий. Андрей был ростом 185 сантиметров и весил 80 килограммов.