Быть честным перед Богом
Шрифт:
Но способ мышления, который мы стараемся здесь представить, вовсе не нуждается ни в утверждении, ни в отрицании такого Существа. Выражение “личный Бог” по сути своей для него неестественно, ибо связано с чуждым ему пониманием теологии и природы теологических утверждений, Согласно этому представлению, сказать “Бог есть Личность” — значит сказать, что “реальность на своем глубочайшем уровне личностна”, что конечный смысл устройства Вселенной личностей, что в личных отношениях мы как нигде более соприкасаемся с самым глубоким смыслом существования. “Приписывание Богу свойства личности, — говорит Фейербах, — равносильно признанию личности абсолютной сущностью” [92] . Верить в Бога как в Любовь — значит верить, что в чистых личных отношениях мы встречаемся с тем, что не просто должно быть, но и действительно является глубочайшей, самой подлинной истиной о структуре реальности. И верить в это вопреки всей очевидности — потрясающий подвиг веры. Но это не подвиг самоубеждения в существовании за пределами этого мира Сверхсущества, наделенного личными качествами. Вера в Бога — это доверие, почти невероятное доверие тому, что, в высшей степени отдавая себя в любви, мы будем не постыжены, а “приняты”, что Любовь есть основа нашего бытия, к которой мы в конце концов возвращаемся, как в свой дом.
92
Фейербах Л. Сущность христианства // Фейербах Л. Избранные философские произведения. М., 1955. Т. 2. С. 131. *Tillich P. Systematic theology. Vol. I. P. 15.
Если это верно, то теологические утверждения — это не описания “Высшего существа”, но анализ глубины личных отношений или, точнее, глубины всего существования, “интерпретированного
ЧЕЛОВЕК И БОГ
Если утверждения о Боге есть утверждения о конечном смысле личных отношений, то мы должны согласиться, что Фейербах был прав в своем желании перевести “теологию” на язык “антропологии”. Он хотел вернуть божественные предикаты с небес на землю, откуда, как он считал, они были украдены и спроецированы на некое совершенное Существо, на воображаемый Субъект, перед которым падает ниц в поклонах обворованный человек. Фейербах считал, что истинная религия состоит в признании божественности самих предикатов, а вовсе не в переносе их на какой-то неподобающий субъект (которому Бакунин, близкий к марксизму ученик Фейербаха, дал прозвище “мираж Бога” [93] ). “Подлинным атеистом, — писал он, — надо считать не того, для кого божественный субъект — ничто, а того, кто отрицает божественные предикаты, как то: любовь, мудрость, справедливость. Отрицание субъекта не есть отрицание предикатов самих по себе” [94] . Эта позиция, конечно, очень близка к той, которую мы занимаем, и Бультман, отвечая на вызов Карла Барта [95] , говорит: “Я охотно соглашаюсь: я действительно пытаюсь заменить теологию антропологией, поскольку я интерпретирую теологические утверждения как утверждения, относящиеся к человеческой жизни” [96] .
93
Бакунин Михаил Александрович (1814—1876) — русский общественный деятель и философ, один из основателей и теоретиков анархизма. См. его работу “Федерализм, социализм и антитеологизм” (1867): “Религиозное небо было лишь миражом, в котором воспламененный верой человек находил свой собственный образ, но увеличенный и перевернутый, то есть обожествленный... Чем небо становилось богаче, тем беднее становилось человечество. Как только божество было признано... человек, его бессознательный творец, пал перед ним на колени и объявил себя творением, рабом божества” (Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 43).
94
Фейербах Л. Сущность христианства. С. 51.
95
Барт Карл (1886—1968) — швейцарский теолог (до 1935 г. работал в Германии), один из создателей (наряду с Бультманом и Тиллихом) диалектической теологии, классик протестантской богословской мысли XX в. Начиная с 1933 г. — вдохновитель христианского сопротивления нацистскому режиму. К числу основных идей Барта принадлежит мысль о несоизмеримости божественного и человеческого, откровения свыше и философского познания (эту идею следует, конечно, воспринимать в контексте преодоления либеральной теологии, см. прим. 66, начало которому положили Барт и его школа). Бог — “совершенно иной”, Он не достижим усилиями человеческого умствования. Метод теологии, по Барту, — от Бога к человеку, но не наоборот. Исходя из этого “позитивизма откровения” (по беглому критическому замечанию Бонхёффера), Барт выступил с критикой программы демифологизации, предложенной Бультманом. Знакомство Барта с Бультманом произошло в 1908 г., когда оба они учились в Марбургском университете, дружба завязалась в 20-е годы и продолжалась до конца жизни, несмотря на все теологические разногласия.
Главнейшие труды Барта — “Послание к Римлянам” (1919) и многотомная “Церковная догматика” (1932—1962).
О Барте см.: Лёзов С.В. Христианство и политическая позиция (К столетию со дня рождения Карла Барта) // Политическая наука в условиях перестройки: Взгляд на актуальные проблемы современности. М., 1988. С. 257—283.
96
Kerygma and myth. Vol. I. P. 107.
Ясно, однако, что здесь мы стоим на очень опасной почве. Ибо для Фейербаха утверждение “теология есть не что иное, как антропология” означает, что “всякое откровение Божие есть только откровение человеческой природы” [97] . Поэтому его система приводит к обожествлению человека и находит свое логическое завершение в сверхчеловеке Ницше и в “религии человечества” Огюста Конта [98] .
Та же самая двойственность обнаруживается в глубоко христианском гуманизме профессора Джона Макмарри [99] , который мыслит в подобном направлении. В начале своих Джиффордских лекций он говорит: “Концепция божества есть концепция личной основы всего нашего опыта” [100] , — а заканчивает он их главой “Личная вселенная” [101] , в которой обосновывает позицию, близкую к нашей. Но и в этих лекциях, и еще более в своей прежней книге “Структура религиозного опыта” он высказывает такие утверждения, после которых остается лишь задуматься: а есть ли вообще в религии что-нибудь особенное? Например: “Религия имеет дело с общением и общностью”,— или: “Задача религии — поддержание и расширение человеческого сообщества” [102] . Неизбежно возникает вопрос: если теологию можно перевести на язык антропологии, то зачем нам еще категория Бога? Не является ли она “семантически излишней”? Не является ли результатом разрушения “супранатурализма” просто натурализм, как утверждают атеисты?
97
Фейербах Л. Сущность христианства. С. 244.
98
Конт Огюст (1798—1857) — французский философ, один из основателей позитивизма. В последние годы жизни посвятил себя созданию проекта “религии человечества”, призванной занять место донаучной веры в Бога. Иерархическая структура и культ новой религии в основном были заимствованы у католической церкви, но главным объектом поклонения должно было стать человечество, основой нравственности — общественный порядок, целью — социальный прогресс. Фактическое основание этой светской церкви без Бога так и не состоялось.
99
Макмарри Джон (1891—1976) — английский философ, автор ряда книг по социологии и философии религии.
100
Macmurray J. The self as agent. L., 1957. P. 17.
101
Его же. Persons in relation. L., 1961. Ch. X.
102
Его же. The structure of religious experience. L, 1936. P. 30 f, 43.
Эта дилемма в другом месте сформулирована и у Макмарри. Вопрос о Боге — это вопрос о трансцендентности. Вот что должна была выражать и сохранять концепция “всевышнего” или “потустороннего” Бога, вот что подвергается угрозе в случае ее отрицания. Но для Макмарри трансцендентность — это категория, в равной мере приложимая и к человечеству:
“Мы одновременно трансцендентны нашему опытному восприятию и имманентны ему. Это единство трансцендентности и имманентности являет... полноту правды о человеческой личности... Мы привыкли к тому, что в теологии это единство относится к Богу, и мы обычно считаем его отличительным, специфическим атрибутом Божества. Теперь мы видим, что это ошибка. Единство трансцендентности и имманентности — это особенная, отличительная характеристика всякой личности, человеческой или божественной; но прежде всего это — естественный,
103
Ibid. P. 27-28.
Здесь Макмарри отрицает, что трансцендентность — это отличительный атрибут Бога; он утверждает, что она присуща всему нашему опыту. Я полагаю, что он прав в своем утверждении, но не прав в своем отрицании. Вопреки тому, что он говорит, наш опыт Бога — это именно опыт особенной уверенности в трансцендентном, сверхчувственном, безусловном. Однако трансцендентность действительно присутствует во всем нашем опыте — в глубине его. Суждения о Боге — это утверждения о трансцендентном, безусловном элементе, заключенном во всех наших отношениях и наипаче в отношениях с другими личностями. Теологические суждения действительно являются утверждениями о человеческом существовании, но это утверждения о конечной основе и глубине этого существования. Недостаточно сказать, что “религия имеет дело с человеческим общением и общностью”, или же просто перевернуть библейское утверждение и заявить, что “любовь есть Бог”. Характерно, что Фейербах полагал, будто апостолу Иоанну лучше следовало бы выразиться именно таким образом [104] . На самом-то деле апостол от этого сознательно отказывается. Он ясно утверждает, что вне отношений любви не может быть познания Бога: “Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь” (1Ин. 4:8). И наоборот: “Пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём” (1Ин. 4:16). Но первой посылкой этого последнего предложения являются не слова “Любовь есть Бог”, которых можно было бы ожидать по логике вещей, но: “Бог есть любовь” (1Ин. 4:16), , т.е. Бог — ее источник и основа. Ибо Иоанн как раз утверждает (1Ин. 4:10, 19), что наши суждения о любви и ее окончательном, наивысшем значении — это не проекция человеческой любви; напротив, наше чувство святости любви происходит от того, что в отношениях любви, как нигде более, раскрывается, обнажается божественная Основа всего нашего бытия. И окончательное подтверждение, вершину этого откровения апостол Иоанн видит в явлении Иисуса Христа — “человечности Бога” [105] , — а не в божественности Человека.
104
Фейербах Л. Сущность христианства. С. 302; ср. С. 79: “Любовь есть сам Бог, и вне любви нет Бога”.
105
Это название книги Карла Барта и центральной по значению лекции в этой книге. Любопытно, что Фейербах тоже использует выражение “человеческое естество в Боге”, но, как всегда, с некоторым вывертом (см.: Фейербах Л. Сущность христианства. С. 81).
Утверждать, что “Бог есть любовь”, — значит верить, что в любви человек соприкасается с самой фундаментальной реальностью вселенной, что само бытие в конечном счете наделено этой сущностью. Это означает сказать вместе с Бубером, что “каждое единичное Ты — прозрение вечного Ты” [106] , что именно “между человеком и человеком” [107] мы встречаемся с Богом, — а не утверждать вместе с Фейербахом, что “человек вместе с человеком, единство Я и Ты, есть Бог” [108] . Однако, как настаивает Бонхеффер, “Бог трансцендентен посреди нашей жизни”, “трансцендентность — это не бесконечная даль, но то, что ближе всего” [109] . Ибо с вечным Ты можно встретиться лишь в конечном Ты, с ним, под его лицом [110] — во встрече ли с другими личностями или отзываясь на устройство природы.
106
Бубер М. Веление Духа. Иерусалим, 1978. С. 209.
107
Buber М. Between man and man. L., 1947. P. 30, 203—205.
108
Фейербах Л. Основы философии будущего. М., 1937. С. 77.
109
Бонхёффер Д. Сопротивление и покорность. С. 112, 142.
110
Аллюзия на конфессиональную формулу, выражающую учение Лютера о реальном присутствии Христа в Евхаристии: тело Христово присутствует и преподается верующим “в хлебе, с хлебом и под видом хлеба” (“in pane, cum pane et sub pane”).
Однако вечное Ты не следует приравнивать к конечному Ты, а Бога — к человеку или к природе. Это позиция натурализма, пантеистического или гуманистического. А нам, как настаивает Тиллих, необходимо стать “по ту сторону натурализма и супранатурализма” [111] . Натуралистическая критика супранатурализма обоснованна. Она низвергает идола, и христианам не к лицу за него цепляться. Но вместе с тем христиане должны оспорить допущение натурализма, что Бог — просто лишнее название природы или человечества. Джон Рен-Льюис отмечает, что сама натуралистическая критика супранатурализма указывает на глубины, божественные глубины опыта, объяснить которые она не может. Он утверждает, что и анализ религии у Фрейда указывает на то же:
111
Tillich P. Systematic theology. Vol. II. P. 5.
“Неотъемлемая часть его аргументации — это то, что фантазии о духовных силах оккультного мира есть на самом деле “проекции” или “вытеснения” [112] элементов нашего опыта личных взаимоотношений, которые мы не хотим признавать. Но трудно тогда понять, почему же эти проекции, свойственные обычно человеческому роду, склонны принимать мистический, трансцендентный характер, если только нечто мистическое и трансцендентное не присутствует в самом опыте личных взаимоотношений” [113] .
112
Вытеснение — один из основных терминов психоанализа, означающий процесс перемещения нежелательных представлений в сферу бессознательного (откуда они вновь подспудно проникают в сознание).
113
Wren-Lewis J. The decline of magic in art and politics // The Critical quarterly. Manchester; Spring, 1960. P. 18. Следует добавить, что в сочинениях Рен-Льюиса (например, в последующей разработке приведенного здесь утверждения или в статье “Modern philosophy and the doctrine of Trinity” in: The philosophical Quarterly. Oxford, 1955. Vol. V.) есть немало утверждений, которые заставляют заподозрить, что в конечном счете сам он склоняется к тезису “Любовь есть Бог”. Во всяком случае, он не делает четких оговорок, которые исключали бы такое понимание.
Необходимость имени “Бог” доказывается тем, что существуют глубины нашего бытия, которые не может или не хочет признать натурализм — будь то натурализм эволюционный или механистический, диалектический или гуманистический. Возмездием за этот грех натурализма стало проявившееся в наши дни стремление к подавлению непризнаваемых глубин. Как говорит об этом Тиллих,
“наш век высказался в пользу секулярного мира. Это было великое и весьма важное решение... Оно придало освящение и святость нашей повседневной жизни и работе. Однако оно исключило те глубины жизни, которые отстаивает религия: чувство неистощимой тайны жизни, понимание конечного смысла существования и непобедимую силу безусловной самоотдачи. Всё это вещи, которые нельзя исключать. Если мы пытаемся изгнать их в божественных образах, они возвращаются в образах демонических. Ныне, когда наш секулярный мир уже состарился, мы повидали ужаснейшие проявления этих демонических образов; в тайну зла мы заглянули глубже большинства предыдущих поколений; мы видели безусловную преданность миллионных масс сатанинскому образу; и мы чувствуем, что наше время смертельно больно” [114] .
114
Tillich P. The shaking of the foundations. P. 141.