Быть драконом

Стерхов Андрей

– Сумнакай, ченя дрэ кана, ловэ, – перечислил я.

– Какое золото, какие серьги, какие деньги?! – заохала она, перейдя с цыганского на русский.

И я тоже перешел:

– Ты полтора часа назад гадала девушке. Светлой такой. Было? Не было?

Видимо, мое шипение внушало ужас, поскольку уже в следующую секунду гадалка во всем созналась и незамедлительно вернула добычу. Все вернула. Даже брошенный в траву газона спичечный коробок и тот нашла.

– Лера, когда на улице цыганка у тебя что-нибудь

спрашивает, беги ее, – поучал я, заводя двигатель. – А не можешь бежать – отвечай на каком-нибудь иноземном.

– На каком именно? – уточнила девушка.

– Какой лучше знаешь?

– Английский.

– Вот на нем и отвечай.

– А что отвечать?

Похоже, моя помощница еще не совсем вышла из состояния гипноза и дружбу со своей головой восстановила не до конца. Но я и не думал потешаться, объяснил, как доктор пациенту – неторопливо и внятно:

– Отвечать, Лера, можно что угодно. Что в голову придет, то и выдавай на-гора.

– Я, шеф, экспромтом не могу. Я блондинка. Мне нужно заранее текст подготовить.

– Ну и подготовь.

– А например?

– Не знаю… – Я посмотрел на магнитолу, которая в ту минуту передавала на стереоколонки песню группы «Орлы», и предложил: – Ну, например, зазывай в следующий раз приставшую цыганку в отель «Калифорния».

– Вот это вот? Welcome to the Hotel «California»? Да?

– Именно. Such a lovely place, such a lovely face. Она тебе такое: «Ай, красавица, дай погадаю», а ты ей по-английски: «Тюрьма по тебе плачет, тетя».

– Какая тюрьма? – не поняла Лера.

Я сначала аккуратно повернул, разогнав сигналом лезущих под колеса смельчаков, с Декабрьских Событий на Карла Маркса и только потом растолковал:

– «Отелем «Калифорния» называют Лос-Анджелесскую городскую тюрьму.

– Да вы что?!

– Точно.

– Не знала.

– Теперь знаешь. Ладно, все об этом. Расскажи лучше, что тебе в музее сказали?

– Ага, сейчас.

«Сейчас» растянулось на целую минуту.

Лера вытащила помаду, поправила, заглядывая в зеркальце заднего вида, линию губ, закинула помаду в сумочку, еще раз осмотрела себя в зеркале и только после всех этих манипуляций стала наконец докладывать:

– Меня, шеф, там к одному дядечке послали, он у них что-то вроде научного консультанта. Так вот он сказал, что этот кулон – нагрудный знак старшего кхама рода.

– Старшего? – не поверил я.

– Ну да, старшего, – подтвердила Лера. – Главный шаман-кхам, сидя в этой лодке, путешествует по Реке забвения в миры духов. Либо по течению в Нижний Мир спускается, либо против течения поднимается до Верхнего. Смотря какие духи в него вселяются.

Они разрыли могилу последнего шамана! – мысленно ахнул я.

В глубине души догадывался, что парни потревожили могилу колдуна высокого уровня, но гнал от себя эту страшную мысль. Надеялся

на лучшее. Теперь же догадка нашла свое подтверждение, и отрицать очевидное стало невозможно. Но, мало того что они ограбили могилу самого сильного шамана рода, оказывается, они ограбили могилу последнего шамана рода (это очевидно – некому было знак старшинства передать, раз унес с собой в могилу). Хуже этого представить ничего было нельзя. С моих губ сорвалось:

– Не слышно птиц. Бессмертник не цветет. В сухой реке пустой челнок плывет.

– Что, говорите? – не расслышала Лера.

– Ничего, – мотнул я головой, стряхивая оцепенение. – Что еще интересного поведал тебе консультант?

– Да много всякого разного. Дядечка разговорчивым оказался.

«Этот дядечка так раздухарился оттого, что ты вся такая аппетитная, – подумал я. – Приди я со своей небритой рожей, был бы слив информации в режиме «по чайной ложке в час».

Лера тем временем вытащила из сумочки блокнот и, заглядывая в записи, сказала:

– Лично меня вот что заинтересовало. Оказывается, довалары считают, что шаманы-кхамы, в отличие от обычных людей, обладают четырьмя душами. Первая душа – могильная – представляет собой тень. Она так и называется «душа-тень». На языке доваларов «камс ич». При жизни она редко покидает тело, а после смерти следует за хозяином в могилу. Но когда хочет, уходит. А потом вновь возвращается. Когда тело истлевает, могильная душа превращается в змею и спускается в Нижний Мир.

– В змею, говоришь, превращается?

– Ага, в змею.

– Понятно, – кивнул я и спросил: – А вторая душа?

– Вторая – это душа-призрак, – ответила Лера, сверившись с записями. – На языке доваларов «хорманг илти ич», что означает «душа, плывущая вниз по течению реки». Она практически ничем не отличается от души-тени, а временами как бы сливается с ней. Вместилищем души-призрака, как и родственной ей души-тени, является кровь. Душа-призрак чаще всего принимает облик птицы. Считается, что она меньше связана с телом, чем душа-тень, и во время сна способна улетать. Она может покинуть тело за несколько часов до смерти и существовать отдельно. А после смерти кхама его душа-призрак некоторое время путешествует по дорогим ей местам, а затем улетает в Верхний Мир.

– А третья душа кхама, надо полагать, превращается в волка? – предположил я.

Лера удивилась:

– Откуда знаете, шеф?

– Догадался.

– Правильно догадались. Третья душа кхама действительно имеет вид волка. Она живет отдельно от своего хозяина. В глухой тайге. К шаману приходит лишь во время сна, поэтому довалары и называют ее «олгорд астм шоно» – «волк, прибегающий во сне». Что с ней происходит после смерти шамана, неизвестно. Говорят, что она продолжает жить в этом мире и охраняет могилу хозяина.