Быть драконом

Стерхов Андрей

– Что это значит? – сняв каску и вытирая пот с лысины, спросил подуставший Инспектор.

– «Поймать ци-линя» значит «успешно окончить долгий путь», – пояснил я. – Старая китайская пословица.

– И где же Тайник?

Вместо ответа я решительно направился к противоположной от входа стене, начертал лучом колючий стебель, пририсовал к нему два листа, а сверху – бутон. Вырубив фонарь, отошел на два шага, склонил голову набок и полюбовался на свое художество.

Все было как надо: нарисованный на стене бутон розы горел в темноте бордовым светом.

Настала пора

произнести заветное, я не стал канителиться и произнес:

С мороза доза, баба с воза — Все перемелет в пыль хорей. Но брод в огне ждет рифмы «роза» Так на – возьми ее скорей.

Если обычный, рациональный человек пытается исполнить магическую церемонию, он все время думает: это абсурд, этого не может быть. И поэтому ни черта у него не выходит. А мы, маги, уверены в себе до самоуверенности, и поэтому нам все и всегда удается. Точнее говоря, почти всегда и почти все. Впрочем, в случае с данным колдовством оговорка «почти» не очень уместна. Еще бы оно мне не удалось: и весь лабиринт, и защитную стену возводили маги, которые не мне чета, – великие.

Едва я произнес свою тарабарщину, светящийся бутон стал набухать, а когда лопнул, на стене расцвела огненная роза.

Не успел Тнельх восхититься ее чарующей красотой, как огонь пошел расползаться во все стороны. Аленький цветочек на глазах превратился в ненасытного осьминога, и вскоре вся стена из каменной превратилась в огненную.

– Прошу в пещеру дракона, – сказал я Инспектору, склонившись в шутливом поклоне, после чего прорычал мимо нот кусок баллады из репертуара группы «Ария»:

В глубокой шахте Который год Таится чудище змей. Стальные нервы, Стальная плоть, Стальная хватка когтей.

Тнельх глядел во все глаза на бушующее пламя и ничего не понимал.

– В огонь, что ли, идти?

– Ага, сквозь огонь и прямо, – подтвердил я, указав путь рукой.

Инспектор медлил.

– Ты что, брат, в первый раз с инспекцией? – спросил я.

– Во второй, – сознался он и, припоминая свою прошлую командировку, забормотал: – Тогда как-то все проще было. Вышли на окраину Эдо, миновали мост Сорока Семи Воинов и поднялись к башне Котсуке-но-Скуе, а там колодец и…

Тут он осекся, сообразив, что я все слышу.

– Я ничего не слышал, брат, – быстро сказал я, закрыв уши ладонями, и направился к пылающей стене. – Иди за мной и ничего не бойся – этот огонь дракону, что птице – ветер.

– Но я же… – неуверенно начал Тнельх.

Я хлопнул себя по лбу:

– Ах да!

Подошел к озадаченному онгхтону и, схватив сначала за руку, потом за ногу, рывком закинул его на плечи. По-молодецки ухнул и сказал:

– Это хорошо, брат, что ты такой худой. – И, два раза подпрыгнув, добавил: – Закрой, брат, глаза, не рыпайся и думай о хорошем.

Он

заволновался пуще прежнего:

– Ты уверен, что обойдется?

– Как говорил Калашников, который купец, а не папа автомата: чему быть суждено, то и сбудется.

Ответил я так фаталистически, а уже в следующий миг нырнул в полымя.

Как обычно при прохождении Огненной Стены, власть над моим сознанием захватили пестрые картины из прошлого и поплыли перед внутреннем взором: шафранные круги уличного фонаря сквозь вуаль первого снега; бордовый закат в сползающей по стеклу капле дождя; сиреневые тучи над желтком сентябрьской луны; похожие на светляков огни ночного города; пивные подтеки на дешевом пластике перекошенного стола; перламутр мокрых яблок, подобранных после грозы; сверкающие шарики на фольге «секрета» в ямке под цветной стекляшкой; радужные разводы придорожной лужи; лунная дорожка, зовущая в камыши того берега; блеск горлышка разбитой бутылки, ну и, конечно, – как без нее? – черная тень от мельничного колеса.

Через пять шагов и один полушаг огонь – такой страшный на вид и нежный, словно бархат, на ощупь – остался позади. Я скинул Инспектора с плеч и, заботливо оправив его спецовку, спросил:

– Жив-здоров?

– Вроде бы, – кивнул он, все еще с опаской глядя на огонь.

Впрочем, огонь быстро начал угасать, и через несколько секунд стена вновь стала неинтересно каменной.

– Вуанг! – крикнул я в темноту.

Глухое эхо было мне ответом.

– Может, спит? – спросил Тнельх.

– Нет, это не про него, – заверил я и врубил фонарь.

В ту же секунду мелькнула тень, и Воин, не произнеся ни звука, схватил железной хваткой Инспектора за горло.

ГЛАВА 5

Лицо Тнельха превратилось в маску, бедняга слова не мог сказать, только хрипел.

– Вуанг, отпусти его, – приказал я.

Воин меня услышал, но не послушал. Работал четко по инструкции: человек не должен подходить к Тайнику, всякая попытка проникновения должна быть немедленно пресечена, точка.

Понимая, что через две-три секунды мы будем иметь труп и бледный вид, я поспешил объяснить:

– Вуанг, это Инспектор. Он онгхтон.

Воин хватку не ослабил, но задумался.

Я воспользовался его замешательством для того, чтобы нащупать на груди Тнельха медальон, вытянуть и предъявить.

– Видишь – Допуск. Отпусти брата.

Вот это вот помогло.

– Ну и работка у тебя, Вуанг-Ашгарр-Хонгль, – произнес Инспектор, когда откашлялся и смог дышать. – Сам себе не веришь.

– По-другому нельзя мне, – с притворным сожалением сказал я. – Себе начнешь верить – другим поверить захочется. Какой Страж из того, кто всем верит? Никакой. Верящий всем подряд Страж – не Страж, а облако в штанах.

– Крепкий чертяка, – кивнул Тнельх в сторону Вуанга, который, не чувствуя за собой никакой вины, уже зажигал один за другим настенные факелы. – Так придавил, что все заклятия-проклятия из головы напрочь вылетели.

– Что умеем, то умеем, – без лишней скромности сказал я, с любовью разглядывая тренированное тело Вуанга.