Быть собой
Шрифт:
«…Дядя отказался мне помочь – это было ожидаемо, но я наделся, что… вернуть в семью… никого не слушал… полученное наследство…» Регулус писал это, очевидно, после побега Сириуса.
«…два варианта применения заклятья удушения…» Больше ничего разобрать не удалось – так повредили бумагу время и сырость. Увлеченность Регулуса Темными искусствами его подруга разделяла.
«… вера, что тянет ко дну вернее, чем привязанный к шее камень… маглорожденные ученые высказывают дельные мысли… до последнего рассвета… неверность одного – оборотная сторона преданности другого…» Это письмо, переполненное образами и сравнениями, сохранилось лучше прочих и носило на себе отпечаток личности человека, его
Гарри разлепил взятой из кухни вилкой страницы следующего письма – применять высушивающее заклинание не решался, опасаясь, что листы невозможно будет расцепить.
«… ты ведь видел, какая мощь от него исходит… убийственная как третье непростительное… существует корреляция между достатком и занимаемым положением в обществе…» Строчки расплывались перед глазами не от того, что письмо насквозь пропиталась водой. Гарри не ощущал жалости к тем, кто был так глуп, что позволил Волдеморту обманывать себя снова и снова. Вместе с тем слухи о его гипнотическом обаянии, похоже, получили подтверждение. Гарри пальцы боялся запачкать, отвратительным казалось льющееся с бумаги восторженное упоение, с которым подруга Регулуса восхваляла величие Волдеморта. Какими уродливыми, деформированными нормами морали руководствовались те, кто превозносил его? И на что рассчитывали, приближая мир, в котором отклонение от нормы служило самым страшным обвинением?
На лестнице застонали под тяжестью идущего ступени и Гарри поднял голову, насторожившись – шаги приближались. Уложил письма обратно в шкатулку как раз когда в комнату зашел Билл Уизли. Серьга у него в ухе – львиная голова размером с ноготь мизинца – скалила зубы. Свеженачищенные сапоги поскрипывали – Билл, вечно пребывающий в движении, перекатывался с пятки на носок.
– Привет, Гарри, – дождавшись кивка, что должен был выразить всю радость от встречи, Билл продолжил: – Я доставлю тебя к аппарационной границе Хогвартса, так что если собрался…
Гарри спрыгнул с кровати, не выпуская из рук шкатулку.
– Я готов.
Он не стал уточнять, к чему.
========== Глава третья. Дом на Гриммо ==========
7
– Задержитесь, мистер Поттер.
Гарри махнул Рону – иди, мол. Отряхнул руки – крылья златоглазки, используемые в рецепте, крошились, оставляя на коже сверкающий радужный налет.
Рона упрашивать не пришлось – он выскочил за дверь так, словно за ним гналось стадо гиппогрифов. «Мне с ним рядом не по себе» - однажды сказал Рон, украдкой кивая на Грейлифа. Гарри прекрасно его понял.
Грейлиф прислонился к столешнице поясницей, оперся ладонями, и уставился на Гарри своим немигающим, как у змеи взглядом, от которого мурашки по спине ползли.
– Не расскажите ли мне, какой эффект оказывает добавление экстракта полыни за четверть часа до готовности?
Гарри напрягся, ожидая подвоха – Грейлиф не проводил опросов и предпочитал пореже контактировать с учениками напрямую. В некотором смысле был даже хуже Снейпа: реакция на взорванный котел и на отличное эссе у него была одна. Равнодушие. Никакой эмоциональной отдачи – в помощи не отказывал, но просить осмеливались немногие. И на нахальство и на желание подлизаться Грейлиф обращал не больше внимания, чем на пыль под ногами.
Образец зелья, сваренного Гарри, внешне был безупречен – густой сливовый оттенок и медвяный аромат, как писал Принц, были верным знаком того, что выпивший варево уснет глубоким сном.
– Экстракт полыни оказывает седативное воздействие, сэр, – сказал Гарри, мысленно благодаря Принца – за неполные четыре месяца из его пометок к рецептам узнал больше, чем за предыдущие годы обучения зельеварению.
– Дайте сюда ваш
В голове воцарилась звенящая гулкая пустота – как в склепе. Грейлиф приподнял брови – картинный, отточенный перед зеркалом жест, рассчитанный на невзыскательную публику. Принял книгу, прикинул на ладони. Учебник был тяжелее из-за большей плотности бумаги – в годы учебы Принца, предпочитали такую, – и, как догадывался Гарри, из-за расширяющих чар.
– Понимаете, Северус рассказал о вашем сомнительном таланте к зельям. И невероятный прорыв при отсутствии достаточной теоретической базы меня насторожил, – говорил он гладкими канцелярскими фразами – книга, обретшая голос, а не живой человек.
Гарри в бессознательном приступе паники сжимал и разжимал кулаки. Со скоростью Хогвартс-экспресса приближался конец надеждам на поступление в школу авроров. Грейлиф уберет учебник в ящик стола – и Гарри вынужден будет бросить зельеварение.
– Вы можете оставить учебник, если начнете думать головой, а не тупо следовать инструкциям – слепое исполнение чужих указаний еще никого до добра не доводило, – Грейлиф, не прекращая листать, прочитанное никак не комментировал – а там было на что взглянуть. Любой преподаватель заинтересовался бы пометкой «для врагов» – Грейлиф скользнул взглядом по странице, пошевелил губами, проговаривая «Сектумсемпра». Губы тронула слабая улыбка – коварная, как у кота, завидевшего мышей: казалось, он сейчас медленно, со вкусом облизнется. – К следующему уроку ожидаю сочинение, посвященное зелью ложных воспоминаний. Почему мешать на третьем этапе нужно по часовой стрелке и как толченые побеги рябины влияют на усвояемость. Этого вы не найдете в справочной литературе, мне нужны ваши предположения, подкрепленные фактами. – Грейлиф протянул учебник. – Свободны.
Предстоящий нудный вечер в обществе книг не способен был испортить Гарри настроение. В отличие от сговорчивости Грейлифа.
Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Поощрение безнаказанности не ведет ни к чему хорошему. Так зачем Грейлиф пытается втереться в доверие?
***
Гарри тронул раскрытой ладонью дверь кабинета ЗОТИ и невольно отступил на шаг – та распахнулась, и это походило на молчаливое приглашение. Приказал себе успокоиться – на предстоящий урок окклюменции идти не хотелось до тошноты. Поступок Снейпа, взвалившего на себя такое обязательство – продолжать занятия, разумного обьяснения не имел. Что до неразумных – Снейп не упускал случая пройтись по скудоумию гриффиндорцев, изрядно порывшись в воспоминаниях Гарри и с садистским удовольствием выудив на поверхность самые мерзкие.
Дадли, запирающий Гарри в девчачьем школьном туалете. Дядя Вернон, побагровевший как свекла, замахивающийся одежной щеткой. Поджавшая губы тетя Петуния, отправившая племянника в его десятый день рожденья спать без ужина. В воспоминаниях, касающихся жизни до Хогвартса, Снейп ковырялся особенно охотно – Гарри сопротивлялся, не позволяя увидеть ничего, кроме коротких вспышек-картин, не дающих представления о сути происходящего. После каждого урока окклюменции он чувствовал себя так, словно извалялся в нечистотах.
Были и положительные стороны в выматывающих занятиях. Легиллименция давалась немного легче – и он порой смотрел глазами Снейпа – украдкой, исподтишка; вылетал из его сознания как пробка из бутылки, стоило тому ощутить чужое присутствие. Гарри со странной тоской глядел на Снейпа-из-воспоминания – ребенка, подростка, взрослого. Нелюбимого, зажатого, сварливого. Воинственно сверкающего глазами-угольями, шинкующего извивающихся червей, изучающего метку перед зеркалом. Последнее воспоминание было ярко окрашено – Гарри чувствовал жжение, видел как темнеют серые линии извающейся под кожей змеи.