Быть собой
Шрифт:
Кажется, он сумел подобрать верные слова, Снейп чуть слышно вздохнул и расслабил плечи.
– Если вы такой поборник справедливости, Поттер, расспросите о Регулусе Люпина. Уверен, он расскажет вам о том, как у Сириуса Блэка не стало родного брата, зато появились трое закадычных дружков.
– Римус никогда не скажет плохо о Сириусе. Поэтому я обратился к вам. Сэр, – прибавил он, вспомнив о правилах хорошего тона.
Снейп, против обыкновения, не стал огрызаться и нелестно отзываться об умственных способностях Гарри.
– Зачем вам это, Поттер? – спросил он устало.
– Чтобы понять.
– И вы решили, что я горю желанием поделиться с вами общими воспоминаниями?
– Пожалуйста, сэр.
Это было дерзостью, и выходило за рамки приличий, и нарушало субординацию. Снейп уставился на него с изумлением естествоиспытателя, намеренного поочередно оторвать конечности мухе – в порядке эксперимента. Только мухе от этого не легче. Гарри расправил плечи – так, что лопатки почти соприкоснулись, понимая – и принимая, что безнадежно запутался в том, что считать правильным и неправильным. Правильным сейчас было глядеть в глаза Снейпу и позволять тому свободно читать мысли: Гарри воскрешал в памяти выученное наизусть письмо Регулуса – то самое, о магловских ученых.
– Он умер, – процедил Снейп, не прекращая поединок взглядов – пространство между ним и Гарри едва не искрило. – И это все, что имеет значение, – он осекся, захлопнул рот так, что зубы клацнули.
Гарри отвернулся, чувствуя как поднимается в душе что-то ликущее: Снейп проговорился. Теперь даже подтверждения в виде воспоминаний не требовалось – уверен был, что нашел таинственного адресата Регулуса. Сведенья, что по крупицам собирал из писем: полукровное происхождение незнакомца – все-таки не девушка, знакомство с Мародерами – указывали на Снейпа. Все, кроме одного – тот, кто писал письма, упоминал о неком человеке, за жизнь которого опасался, – Гарри не мог представить, чтобы такой близкий нашелся у Снейпа. Родители его давно умерли, друзей не было – соратники не в счет. И дружил ли Снейп с Регулусом в пику Сириусу, или усматривал в общении отдаленную перспективу быть замеченным Волдемортом?
Снейп сцепил руки за спиной, насупился, и Гарри живо вспомнил как прятал ладони в слишком широких рукавах мантии и вздергивал подбородок закомплексованный подросток из воспоминаний.
– В четверг занятий не будет, – Снейп отлично научился прятать чувства – это было залогом выживания.
– Но я остаюсь в школе.
Канун Рождества он вынужден проводить в пустом Хогвартсе, в компании неудачников, брошенных даже семьями. Большинство преподавателей разьехались – Гарри вовсе не мечтал на рождественском ужине сидеть между Трелони и Снейпом. Рон и Джинни отправлялись к Чарли в Румынию – Гарри рад был за них, пусть червячок зависти подтачивал решимость. Почти согласился провести каникулы в доме Уизли. Подумал, что будет там чужим, и не решился – Рон порывался остаться, услышав это.
Снейп насмешливо вздернул бровь – он пришел в себя и обрел привычное дурное расположение духа.
– Неужели никто не готовит увенчанному славой герою носки с подарками?
– Нет.
Общая гостиная завтра опустеет на долгих десять дней; возвращаться в спальню, где Рон азартно листает книгу о драконах, не хотелось.
– В любом случае… –
Гарри поплелся к двери. Воспоминание, что он посмотрел, было слишком длинным, подробным, четким. Ведь Снейп не мог позволить увидеть это… или?
***
– Гарри?
Последние полчаса слышно было как друг ворочается с боку на бок, мнет кулаком подушку, не решаясь начать разговор. Созрел все-таки. Гарри сел, Рон приподнялся на локте – виден был в слабом свете луны острый лохматый профиль.
– Может быть, передумаешь? – спросил Рон тоскливо. – Мама будет очень рада.
Гарри уронил голову на подушку – многажды обсужденная несостоявшаяся поездка успела порядком достать; вытянул ноги, выпутываясь из кокона одеяла.
– Я спать хочу. Давай завтра поговорим.
Рон засопел, как часто делал, когда его сбивали с мысли. Он не силен был в умении строить диалог и надежда, что парой невнятных враз все и ограничится, существовала.
– Я тебе хотел рассказать, но раньше повода не было, – скороговоркой, без пауз на вдох и выдох, – завтра мы уезжаем, и ты должен быть в курсе – я отправил Гермионе письмо.
В горле першило. До невозможности идиотский поступок не раздражал и не умилял. Вгонял в ступор.
– Ты ведь не думаешь, что она ответит?
Неозвученное говорить не стал. Ни к чему Рону задумываться о том, что он способен был навредить Гермионе. Рон вздохнул.
– Письмо пустое.
– Но зачем…
– Я привязал его куском ткани, оторванным от моей старой праздничной мантии – той, что мама прислала на четвертом курсе. Просто… если письмо получит Гермиона, она будет знать, что мы про нее не забыли, а на случай, если оно попадет к Лестрейнджам – они ничего не поймут. И я взял школьную сову.
Теперь в уголках глаз защипало.
– Рон, – сказал Гарри, думая, что слова не могут выразить глубину той признательности, что он испытывал, – ты просто гений.
«Или мы оба – оптимистичные глупцы».
***
Сочельник Гарри встречал лежа на кровати и обнимая подушку. Подперев щеку кулаком левой руки – правую сводило периодически судорогами, если приходилось напрягать ее, – и широко расставив локти для упора, запоем читал учебник Принца. Он дошел до заклинания, позволяющего отрастить противнику лишнюю конечность – в скобках помечено было «неверб.», когда свет в комнате мигнул и погас. Гарри перекатился на кровати и потянулся за палочкой – магические светильники работали без сбоев, и темнота была недобрым знаком. Хлопнул раскрытой ладонью по плафону, не особо надеясь, что поможет – ведь имел дело не с магловским электричеством.
За окном рассыпались полосатые искры, скользнула по небу яркая комета, оставляющая за собой пурпурный хвост – в Хогсмиде начали запускать фейерверки.
Он ударил по плафону еще раз – и свет загорелся. Гарри свесился с края кровати, подобрать упавший учебник, и заметил лист бумаги, выскользнувший, верно, из-за подкладки или корешка.
«Сегодня после полудня, у хижины Хагрида». Гарри повертел в руках записку. Манера оставлять хвостик у буквы «е», изящный росчерк «д», слабый нажим при написании «о» – почерк Регулуса Блэка он выучил лучше, чем собственный.