Быть собой
Шрифт:
– Вы пытались уничтожить крестраж и Волдеморт вас… – «убил» просилось на язык; в слове этом слышалось что-то тяжелое, неотвратимое, гнусное – ничто из перечисленного не ассоциировалось с Регулусом Блэком. С Реджинальдом Грейлифом – вероятно, тот носил маску, за давностью лет приросшую к лицу, а таким людям Гарри не верил. Регулус же был безжалостен в своем рассказе, и не к Волдеморту – к себе.
– Он не представлял, что я проник в его тайну, иначе семью истребили бы под корень после моего исчезновения, – Блэк отпил глоток чая и покачал головой. – Я подменил крестраж – не предполагая, что их семь, наказал Кричеру уничтожить, и с чистой совестью отправился умирать. У моей жены – тогда
– И вы стали Реджинальдом Грейлифом?
Блэк развел руками.
– У меня не осталось выбора. Троюродный брат, явившийся забрать в Америку родственницу-англичанку, после смерти её отца и брата. Идеальное прикрытие. – Он помолчал; Гарри решил, ему нелегко далось признание: – О том, что Сириус попал в Азкабан, я узнал четырнадцать лет спустя. Его побег освещался прессой, вызвал огласку и широкий общественный резонанс, в отличие от его пленения и заключения. – Блэк рассеянно провел пальцем по ободу стакана. – Я спешно уладил дела и прибыл в Лондон в начале девяносто четвертого, два месяца искал по стране – безрезультатно. Много позже Северус рассказал, что Сириус это время провел в окрестностях Хогвартса, в облике пса – неудивительно, что магия крови не работала. В августе нынешнего года, после того как Министерство признало, что Темный Лорд вернулся, я снова оказался в Англии, чтобы прочесть о гибели Сириуса в газетах и узнать – Кричер не сумел исполнить приказ.
– И что вы собираетесь делать теперь?
Блэк улыбнулся, и в улыбке его было тягучее как сливочная помадка предвкушение.
– Найти крестражи, разумеется. Но кроме того, – он помедлил, в глазах мелькнуло нескрываемое торжество. – Мы вытащим Сириуса из Арки смерти.
9
Дом оживал. Навощеный пол в библиотеке сверкал, ряды книг, выстроенных на полках как солдаты на параде, щеголяли блестящими корешками, а оплывшие свечи в канделябрах вовремя заменялись свежими.
Блэк тенью скользил по коридорам – целеустремленный, сосредоточенный, он имел вид очень занятого человека – и Гарри не докучал ему. Писал подробные, обстоятельные письма друзьям, которые не мог отправить: Блэк обновил обветшавшие защитные чары, наложенные его отцом, и добавил поверх новые. Оплел дом заклинаниями как паук сетью.
Блэк оставался на ночь в доме, и Гарри сказал ему спасибо за чувство неодиночества, если бы не злился. Вынужденное заключение заставляло взрываться по пустякам и громко хлопать дверьми – просто, чтобы нарушить тишину. Теперь понимал, каково было Сириусу, и накручивал себя непрерывно, виня Дамблдора, Волдеморта и самого себя – не доглядел, не обратил внимания, не уберег. Думать с такой позиции – словно это Сириус – подросток, а он, Гарри, взрослый, было неразумно. Но он ничего не мог поделать.
Днем Блэк исчезал – отправлялся ли в Хогвартс или к своей семье, Гарри не знал – и появлялся, когда небо меняло тона под вечер. И всегда с порога сбрасывал как змея – кожу, маскировочные чары. Становился Регулусом Блэком.
Он оставлял на кухонном столе свежие продукты, ветхие пергаменты и свитки, перевязанные задубевшей бечевой – по негласному уговору все рукописное и печатное, что приносил Блэк, Гарри следовало прочитать до завтрашнего дня. Наутро документы исчезали.
До полуночи Блэк работал в библиотеке, а однажды бодрствовал до рассвета – Гарри,
Женщина, изображенная на картине, молчала – и у Гарри сжалось сердце. Вальбурга не умела прощать. Даже собственных детей. Особенно их.
За окном все пылало розовым и багряным – как зарево от пожара, когда Гарри откинулся в кресле, разминая затекшую шею и плечи, и широко зевнул. Отодвинул очередной – за неполную неделю, проведенную в доме, он пролистал их с дюжину – фолиант. Книги, посвященные некромантии, шли особенно туго – их читать было физически противно. Те, в которых упоминалась Арка смерти, нравились больше.
Он потянулся, покрутил головой, прогнулся в спине – позвоночник болел от долгого неподвижного сидения, и расслабленно откинулся на спинку кресла. Поясницу прострелило болью.
– Не составите ли мне компанию за ужином, мистер Поттер?
Блэк стоял в дверях – мантия перекинута через согнутый локоть, на влажных волосах – крупные снежные хлопья. Гарри поднялся. Ужин с Блэком стал не менее привычным ритуалом, чем сидение в библиотеке с четырех до одиннадцати.
Овощное рагу Гарри готовил сам – Блэк, отставив в сторону опустевшую тарелку, отметил его кулинарные таланты тем неизменно вежливым тоном, который может скрывать и похвалу, и осуждение. Плеснул кипятка в чашки, придвинул одну Гарри, себе взял другую. Взглядом указал на заварочный чайник. Сахар он не любил и не покупал, а Гарри не просил.
Гарри, соскучившийся по общению и настроенный на диалог, уткнулся в свежую газету, прикидывая как завязать разговор. «Пророк» Блэк приносил ежедневно, не то желая держать Гарри в курсе происходящего, не то движимый своими неведомыми целями.
– Вы много пьете, – сказал Гарри, пробегая взглядом передовицу. Перелистнул страницы – о захвате Министерства магии сторонниками Волдеморта он знал, особенностями размножения овец породы «золотое руно» не интересовался, а в разделе «погибшие и пропавшие без вести» не упоминалось знакомых имен – и Гарри почувствовал облегчение.
Блэк продолжал потягивать чай.
– Это расслабляет. Мой образ жизни не позволял долго оставаться на одном месте, условий для неспешного чаепития было немного. Так что я научился ценить эти… мелкие радости, напоминающие о прошлом.
Гарри принюхался. Ромашка. И что-то из общеукрепляющих – мадам Помфри давала их во время частых визитов Гарри в Больничное крыло. Он не впервые подумал об обстоятельствах, при которых Блэк получил свои шрамы. Спрашивать не стал – эта тема была из области запретных. Притворился, что читает заметку, посвященную размножению книзлов в неволе, но посматривал на Блэка – в профиль тот очень походил на своего брата. Гарри без колебаний променял бы час беседы с Регулусом на минуту молчания с Сириусом.
Находиться в одной комнате с Регулусом было странно. С ним вообще было странно. Не весело, как с Сириусом. Не спокойно, как с Люпином. Не легко как с Роном и Гермионой, не тепло как с миссис Уизли… Можно было говорить прямо и без экивоков, но внятного ответа добиться не проще, чем определить роль Блэка в жизни Гарри. В нем не осталось ни пылкости, ни яростной преданности, только спокойная усталость много повидавшего человека – ничего общего с подростком, верящим в правоту лозунгов, провозглашенных его кумиром. Теперешний Регулус Блэк не склонен был выбирать себе обьект для подражания – это сбивало с толку, Гарри считал, что всегда должен существовать тот, кем ты восхищаешься.