Быть собой

Tau_kita

– Ты выступил в необычном ключе.

Гарри невольно вздрогнул, когда Римус заговорил – так непривычно гулко разносились звуки, отражаясь от бетонных стен и возвращаясь искаженным эхом.

– Я все неправильно сделал, да? – сказал Гарри, понижая голос до шепота. – Нужно было дать им надежду, а я сказал, что быть трусами – это правильно.

– Я ни в чем не виню тебя, – Люпин вздохнул. – Хотя признаюсь, что ждал от тебя иных слов. Это может показаться нескромным любопытством… Но почему ты так поступил?

Гарри поколебался, прежде чем ответить – узнанную случайно чужую тайну разглашать

было некрасиво, – пусть она и заставила его пересмотреть взгляды. Тонкую грань, разделявшую храбрость и глупость, переступил человек, ему не безразличный – добрый друг и хороший приятель. А теперь еще и «нежелательное лицо номер два». Честность была лучшим средством показать, что он доверяет Люпину.

– Невилл вернулся с каникул сам не свой, и я подумал, что для этого должна быть причина – последний раз таким он был прошлой зимой, когда Лестрейнджи бежали из Азкабана, – Гарри помолчал. – После переворота многие отделы в Мунго закрыли – целителей перевели на другие этажи, пациентов отправили к родственникам – у кого они были, конечно. Волдеморт считал неразумным тратить ресурсы на содержание безнадежных больных.

Во взгляде Люпина мелькнул проблеск понимания.

– Невилл все каникулы вынужден был ухаживать за родителями, – продолжил Гарри. – Он уехал в Хогвартс, зная, что миссис Лонгботтом не справится одна – и не позволит ему остаться дома, чтобы помочь. Невилл думал, что если у него появится повод сбежать из школы, он присоединится к сопротивлению и поможет родителям.

– И в попытках доказать себе, что он сможет, зашел слишком далеко, – Люпин прикрыл глаза, словно ему было невыносимо больно. Вероятно, вспоминал, как учил Невилла справляться со своими страхами. А теперь тот перерос детские кошмары и решил, что вправе устроить тем, кого ненавит, кошмар наяву.

– Во время урока ЗОТИ, Невилл, работающий в спарринге с Парвати, напал на Кэрроу – а та разозлилась и наслала на Невилла заклятье. После смерти брата она… Ну, Невилл ее все время провоцировал, мы все это делали.

Добивали Алекто Кэрроу. Поступок, недостойный человека, именем которого назвали организацию – так высказался Снейп, когда забирал Гарри из Хогвартса.

– И что дальше? – за любопытством таился жгучий интерес – так тянутся к запретному и непознанному все люди, маги, маглы ли. И чем чернее, грязнее и извращенней тайна – тем больше она привлекает.

– Невилл поставил щит и заклятье отрикошетило, – Гарри пожал плечами, стараясь не морщиться – прежде он не думал, что с живым человеком можно сотворить подобное. Кровь у Кэрроу вскипела в жилах и испарилась. – Невилл исчез из Хогвартса – не знаю, куда. Тем же вечером Пожиратели… – к горлу подкатил ком, и Гарри торопливо закончил, опасаясь, что иначе вынужден будет рассказывать подробней, – убили родителей Невилла.

Очертания предметов расплывались. Гарри снял очки, чтобы протереть, и почувствовал как в ладонь ему ткнулась мягкая ткань – пальцы нащупали выпуклые буквы инициалов.

– Носовой платок, – сказал Люпин, успевший незаметно подойти. – Тебе он сейчас нужнее, чем мне.

*

Серые типовые коробки складов казались кубиками из детского конструктора, разбросанными на пестром ковре с переплетением узоров-улиц.

Отсюда не видно было узкую ленту реки, бегущую на север – а жаль, вид текущей воды всегда успокаивал. Мысли в голову лезли самые невеселые. С Лестрейнджа сталось бы запытать Гермиону до безумия – ведь садисты от чужих страданий получают извращенное удовольствие. Или напустить на нее монстра, вроде того, что изуродовал Регулуса. Гарри проклинал свое живое воображение весь последний час, пока метался по складу из угла в угол.

Со стороны реки донесся звон церковных колоколов – раз, два, три, и сразу после шестого – негромкий хлопок из-за ближайшего угла. Гарри подошел к окну, вглядывая в неровные тени, лежащие на мостовой. Неужели все же ловушка?

В круг света от фонаря вступила Гермиона. Мантия ее, выцветшая до блекло-серого, была с чужого плеча, один рукав задрался, обнажая испятнанное синяками запястье. Гермиона обернулась, обветренные губы разомкнулись – она силилась что-то сказать и не могла. Гарри с трудом подавил порыв выскочить и заключить ее в обьятья – Люпин не двинулся с места, когда она появилась, и Снейп тоже не показывался. Еще один хлопок точно послужил сигналом – сопровождающий Гермионы аппарировал. Она замерла, растерянная, и тихо позвала:

– Гарри?

Этого он уже не мог вынести. Существование Оборотного зелья и маскирующих чар было забыто. Люпин выскользнул, озираясь, вслед за Гарри. Снейп появился с противоположной стороны склада.

– Гермиона?

Она всхлипнула. Протянула руки – как завлекающая моряков русалка, сделала шаг вперед.

– Отойдите, – тон Снейпа не оставлял возможности возразить. – У меня есть основания полагать, что мисс Грейнджер проклята.

Она дернула головой, спутанные волосы хлестнули по лицу. Запустила руку во внутренний карман мантии – Снейп, заметив этот жест, подобрался, Люпин крепче сжал палочку, – и, склонившись, положила на мостовую золоченую чашу. Оттолкнула носком ботинка, распрямилась, дрожа на холодном февральском ветру.

Снейп взмахнул волшебной палочкой, и, после некоторого колебания, сказал, что теперь можно подойти. Гарри упрашивать не пришлось, рванулся вперед, подхватил Гермиону, сжал ее, плачущую и смеющуюся одновременно, в обьятьях. Закружил, прижал к груди.

Обруч, сдавливающий ребра, лопнул с треском.

Предупредительный Люпин набросил Гермионе на плечи свой плащ, предложил флягу с водой, которую она приняла с благодарностью. Снейп, сунувший чашу в полотняный мешок, странно хмыкнул, и Гарри обернулся, не веря в сбывшуюся сказку. Он не смел и надеяться на такое чудо – благополучное возвращение.

– У вас появился еще один кусочек паззла, – сказал Снейп, пряча уменьшенный мешок, и снимая защитные перчатки. Словно не желал касаться предмета, содержащего в себе темную магию… Озарение было мгновенным.

Становилось ясно поведение Лестрейнджа – кому, как не приходящейся Рабастану невесткой Беллатрисе, самой верной своей последовательнице, Волдеморт мог доверить часть души. Вопрос, почему Лестрейндж предал господина, оставался открытым, но об этом можно было подумать после.

Иного подтверждения и не требовалось. Волдеморт остался владельцем только трех крестражей.