Быть собой

Tau_kita

18

Комната, в которой поселили Гермиону, теснотой и запущенностью мало отличалась от чулана в доме Дурслей. Она стояла у окна – столь прямая и спокойная, что легкое дрожание губ и трепетание крыльев носа, Гарри заметил не сразу.

– Пойдем со мной? – предложил он, глядя в пол и переминаясь с ноги на ногу – взглянуть прямо на Гермиону и стоять перед ней навытяжку, чувствуя себя провинившимся, было невозможно: – Прогуляемся?

Она молча стянула с крючка теплую одежду и, не смотря на Гарри, скользнула к выходу из

комнаты.

*

Они вышли во двор, когда неяркое зимнее солнце клонилось к горизонту. Гермиона шла, опираясь о руку Гарри, тщательно выбирала место, куда ставить наступить и вглядывалась в рыхлый снег с заметным напряжением – это казалось чертовски странным. На крыше стоял знакомый патлатый парень-радист и лопатой сбрасывал вниз снег. Заметив их, парень помахал и Гарри махнул в ответ.

В тенях от гостиницы таился жгучий морозец, и Гермиона потянула Гарри под голые ветви яблонь, к резной скамье. Смахнула снег рукавом куртки и села, поправив завернувшийся обшлаг. Гарри хотел отнять ладонь, Гермиона вцепилась в нее обеими руками. На язык так и просилось «ты в безопасности» и еще «здесь тебе ничего не угрожает», но это было неправдой – в Британии нет больше места, где маги живут без оглядки на чистоту крови.

– Уверен, что хочешь побыть со мной? – спросила Гермиона неуверенно. Будто он мог ее оставить.

Гермиона наклонилась, зачерпнула пригоршню сырого снега и слепила кривоватый снежок. Было уютно сидеть рядом с ней плечом к плечу, смотреть как, размахнувшись, она бросает в цель – царапину на стволе ближайшей яблони – снежок за снежком. Пальцы у Гермионы вскоре покраснели от холода, и она натянула пушистые перчатки.

Гарри украдкой разглядывал молочно-белые скулы, изгиб темных бровей, упрямый рот, и думал, что в ее облике за эти месяцы появилось нечто неуловимо прекрасное. Взрослое. Прежде Гермиона смутилась бы, вздумай кто ее так откровенно разглядывать. Теперь же она не смотрела на него вовсе.

– Знаешь, Рон послал тебе письмо.

Она повернула голову, встречаясь взглядом с Гарри.

– Письмо? – переспросила она. – Зачем?

Вопрос выбил из колеи. И правда – зачем? Понимали ведь – шансы, что Гермиона получит его, ничтожны.

– Он волновался за тебя. Грозился отправиться вслед за Лестрейнджем.

– Это убило бы его, – заявила Гермиона знакомым непреклонным тоном. – Рон не прошел бы даже первый уровень испытаний, – он замолчала и ковырнула носком ботинка наст. На лице ее мелькнуло мучительное выражение человека, осознающего, что он сболтнул лишнего.

– Не говори об этом, если не хочешь – сказал Гарри, глядя на пасмурное небо, пронизанное бледными солнечными лучами. Узнать, отчего Гермиона так уверена в своих словах, хотелось до одури, но мучить ее, заставляя вспомнить пережитое, было совсем нехорошо. Гермиона стиснула кулаки, разглядывая нитяную вязь растительного орнамента на перчатках. Так заведено, что друзьям позволено интересоваться и получать ответы даже на неудобные вопросы, и Гермиона с обреченной решимостью

вскинула подбородок.

– Нет, я расскажу. Только не перебивай, ладно? – она дождалась кивка и продолжила: – Рабастан Лестрейндж исследовал старый шотландский замок, оценивая его на пригодность в качестве резиденции Лорда, и пропал. Лестрейндж обещал сохранить мне жизнь, если я найду Рабастана, – она затеребила кисточку на вязанной шапке. Гарри не торопил. Он по пальцам мог пересчитать случаи, когда Гермиона шла на сделку с совестью, а тут нутром чуял: примешано что-то серьезнее душевного непокоя. Натянутым выглядело обоснование поступка Лестрейнджа, непонятным – закрытость подруги.

– Случилось так, что мы с Рабастаном…

– Ты его по имени называешь?!

– … оба попали в ловушку. Я осталась жива благодаря ему – это не Долг жизни, нет, однако я не способна причинить ему вред ни прямо, ни косвенно. Мы были вместе… – она приложила указательный палец к губам, словно стремясь запереть неосторожно вырвавшиеся слова. Видимо выражение лица Гарри стало совсем уж изумленным, Гермиона зарделась: – Поодиночке мы бы погибли, не добравшись до третьего круга… – придвинулась к нему ближе, ища в человеческом тепле успокоения и сил для продолжения разговора.

– Так на чьей он стороне?

Гермиона пожала плечами – видимо тоже задавалась этим вопросом, и не единожды. По всему выходило, что Лестрейнджу о крестражах сообщил Регулус – без всякого на то права, но знала ли об этом Гермиона? И если да, то почему не упомянула о чудесным образом воскресшем брате Сириуса теперь?

– Еще не определился. И вряд ли сделает это в ближайшее время – он отличается редкостным здравомыслием, но слишком много думает о семейной чести, забывая о собственной.

– Ты неплохо его знаешь, – завуалированным намекам Гарри предпочел простые слова и фразы. Гермиона и не думала отпираться.

– Мы провели наедине четыре месяца – было время пообщаться, – и вновь прозвучало так двусмысленно, что Гарри растерялся – не в ее правилах было находить такие расплывчатые формулировки случившемуся. Волей-неволей на ум шло, что не так уж и хочется думать о том, какие отношения связывают Гермиону и Лестрейнджа. Ни к чему хорошему такие размышления не приведут – лишь заставят сомневаться и подозревать худшее.

– А что конкретно случилось в замке, ты тоже не скажешь?

– Извини, – сказала Гермиона, пряча взгляд. – Я бы очень хотела, правда, однако это касается и других людей, которым огласка навредит, – она подняла голову, точно найдя спасительное решение, позволяющее избежать дальнейших уточнений, опровержений и догадок. – Так обьяснишь мне, что это за чаша и отчего она так важна?

Она улыбнулась, стараясь казаться беззаботной – вышло не вполне натурально. Снейп утверждал, что Гермиона здорова физически и психически, но ни словом не обмолвился о ее верности; Гарри крепче сжал ладонь Гермионы, смягчая резкость следующих слов, почти дословно повторяющих ее фразу.