Быть собой
Шрифт:
Стеклянными палочками, расплющенными на конце как стило, собирать было неудобно, но увы – яд василиска растворял металл как бумагу, а вот предметы, имеющие в составе кремний и углерод – Регулус обьяснял принцип, но Гарри не слушал – нет.
Гарри закупорил первую колбу и размял чуть подрагивающие от напряжения пальцы, прежде чем закинуть удочку:
– Не жалеешь? – он присоединил полную колбу к череде пустых в держателе.
Невилл сделал вид, что не услышал. Гарри и сам не знал, что ответил бы на такой провокационный вопрос. У него не было ни единого шанса избежать участия в войне, но у Невилла была
– Как думаешь, с Гарри все в порядке? – пришлось зайти с другого бока. Но Невилл настроен был незыблемо.
– Не знаю, – буркнул он, пиная мелкую – фута три длиной – кость, выпирающую сквозь прореху в шкуре. Сухие чушуйки захрустели под ногой. – Но если его схватили, мы бы знали.
Война изменила Невилла, обточила как скульптор – кусок породы, стесав все лишнее, наносное. Человечное. Иногда Гарри думал, что в этом есть и его вина – он словом и делом показывал остальным, что палачей не прощают. И за ним шли – сначала ведомые злостью, а после – поглощенные тем чувством общности, какое возникает у людей, сплоченных кажущейся значительной идеей. Гарри уступил Невиллу, потому что полагал: в качестве лидера Армии тот сумеет образумить учеников, не даст им в безрассудном стремлении отомстить уподобиться Пожирателям. Он ошибся.
*
Со стороны завала раздался короткий, быстро оборвавшийся стук. Гарри поднялся, вглядываясь. Обернулся к Невиллу, приложил палец к губам и медленно двинулся к источнику звука, переступая крупные булыжники и подсвечивая себе огоньком на конце волшебной палочки. Камни ложились под ноги с тихим шорохом, дрожащая тьма тенями разбегалась от огонька. Ощущение взгляда в спину было почти материальным и напоминало щекотку. Гарри повел плечами и поежился: от пота, выступившего меж лопаток, спину неприятно стягивало.
– Что случилось? – спросил Невилл, когда затянувшееся молчание стало действовать на нервы.
– Все в порядке, – лживые успокаивающие нотки скрыть не удалось.
От каменных стен веяло осязаемым ужасом, от которого скручивались в тугую пружину внутренности. Тишина, нарушаемая только стуком капель о пол, давила на уши, Гарри сам себе представлялся невесомым, бесплотным как привидение. Словно задернули полог, отделяющий его от окружающего мира.
… Стена пламени на мгновение заслонила скелет перед глазами, рев огня заглушил шаги. Отпечавшиеся на сетчатке размытые радужные пятна мешали видеть происходящее и Гарри, слепо выставив вперед руку с палочкой, откатился в сторону. Подальше от выплывшего из клубов желтоватого дыма Амикуса Кэрроу.
Гарри метнулся под прикрытие скелета, споткнулся и больно ударился коленями. Горячими грязно-серыми хлопьями осыпались на плечи сгоревшие чешуйки; языки пламени лизнули оскаленный череп василиска и перепрыгнули на длинную шею. И вся шкура занялась – вспыхнула как сухой лист. Гарри отодвинулся немного, оставаясь под защитой. Невилла он не видел, но почти чувствовал исходящие от него волны неуверенности, сомнения, словно тот должен был сделать то, чего совсем не хочется. И Гарри прекрасно понимал, в чем дело: напасть на Кэрроу он тоже не решался. Тот приближался – Гарри это чувствовал, но не высовывался.
– Рон! – кто-то потянул
Лицо у Невилла в лунном свете было как свежий снег, а широко открытые глаза казались черными. Гарри оглянулся – отступать оказалось некуда. Выставив в сторону предполагаемого противника палочку, Гарри выпалил первое пришедшее на ум заклинание:
– Импедимента!
Отдачей швырнуло на пол; падая, Гарри еще успел пожалет, что не увидит, достигло ли заклинание цели. Он провалился сквозь стену, не выпуская из мокрой ладони запястье Невилла.
*
Невилл наградил стену за их спинами опасливым взглядом и медленно поднялся на неустойчивые ноги. Закашлялся, избавляясь от пыли и дыма в легких.
Гарри высвободил руку и осторожно пошевелил пальцами. Вроде целы? Комната кружила перед глазами в бесконечном водовороте, а нещадно слезившиеся глаза болели так, словно через нервы пропустили ток. На перефирии сознания мелькнула вялая мысль о том, что пора подниматься; отойти подальше от стены и, наконец, поразмыслить о заклинании, могущем остановить Кэрроу, но не убить. Прищурился, вглядываясь в странные – словно через пластину слюды смотришь – камни – те вздрагивали и шептались, и Гарри сжал пальцами виски, тщетно стараясь унять разрастающуюся в глубине черепа боль.
– Здесь он нас не достанет, – голос у Невилла казался относительно спокойным. А потом Невилл качнулся и согнулся пополам – его неудержимо рвало. Гарри похлопал Невилла по спине; руки предательски подрагивали. Нужно было найти способ вызвать помощь. И поискать воды.
Двигаться не хотелось; еще не полностью восстановившееся зрение мешало разглядеть подробности, но в одном Гарри уверился: ничего хорошего в незнакомом месте их не ждет.
– Думаю, нам лучше осмотреться,– произнес Невилл полуутвердительно; вероятно с тайной надеждой на отрицательный ответ. Гарри кивнул: горло пересохло, и более всего он мечтал выпить.
Встал рядом с Невиллом, касаясь его локтем и чувствуя исходящее от него тепло. Подступивший было страх перед неизведанным не исчез полностью, однако стал приглушенным.
Единственным источником света в комнате, чьи углы терялись во мраке, оказалось сияние, сочащеееся сквозь пол. Бледно-голубое свечение делало все вокруг неживым; слабо фосфорецирующие плиты отдавали мертвящим холодом, от которого немела отбитая спина. Чужеродной в этом ледяном мире выглядело теплое дерево волшебной палочки, которую Гарри сжимал так крепко, что побелели пальцы.
Невилл приблизился к стене, осторожно коснулся ее, готовый отдернуть руку, едва начнет исчезать. Но монолитный камень оставался неподвижным, и таять, подобно воску, не собирался.
Невилл надавил сильнеее, вмазал кулаком… Стена была глуха к ударам, заклинаниям и проклятьям.
Оставалось только одно – ждать. Но кто найдет их здесь?
*
– Это я виноват, – сказал Невилл. Он сидел у стены, вытянув ноги – не расслабленный, вымотанный. – У меня до сих пор случаются выбросы стихийной магии, когда я… в общем, когда мне страшно. Извини.