Быть собой

Tau_kita

– Это не только моя тайна. Прости.

– Ничего, – она вздохнула. – Мы столько не виделись, а теперь оправдываемся как дети, которым очень хочется поделиться секретами, но мама запретила.

– Не говори, что ты настолько сблизилась с этим убийцей! Вы случайно не провели милую церемонию в кругу родных – ты, он, и магл-священник, которого после окончания запытали до полусмерти, на счастье?

Шутка вышла несмешная. Да и на шутку была мало похожа – Гарри желал уколоть Гермиону, открыть ей глаза на то, кем является Лестрейндж, и сделал лишь хуже. Гермиона выдернула ладонь и вскочила со скамьи – только снег взвился стеной,

и куртка мелькнула за деревьями. Даже кудряшки у нее возмущенно топорщились. Обиделась. И серьезно – контраргументы не стала подыскивать, значит искренне задета.

Перчатка с левой руки, соскользнувшая с колен Гермионы, осталась лежать в снегу – полная праведного негодования Гермиона на такие мелочи внимания не обращала.

Беллатриса в детстве зачитывалась явно не «Сказками дядюшки Римуса», а «Темнейшими искуствами». Иначе с чего она выросла такой пхипотаткой? И почему Рабастан должен от нее отличаться – никто ведь не тащил его силком на службу к Волдеморту, не заставлял оставлять Невилла сиротой при живых родителях. Рабастану на тот момент было двадцать – возраст, достаточный для принятия самостоятельных решений, пусть и идущих вразрез с привитыми родственниками убеждениями – своей головой надо думать, не чужую заимствовать.

Гарри досадливо стукнул кулаком по деревянной спинке скамьи. Не стоило отзываться так о том, кто помог Гермионе, но ее неприятие очевидного раздражало. Называя Пожирателя своим спасителем необходимо не забывать о том, как легко он способен предать. Умница и рационалистка Гермиона на сей раз поступила неразумно, поддавшись чувствам. Вела себя так, точно Рабастан Лестрейндж был обычным человеком, а не рехнувшимся на почве геноцида неугодных чудовищем. Не нужна ему ни защита, ни жалость, ни доброта – от этого Пожиратели только звереют, Кэрроу тому примером. Почуяв слабину в ученике они изводили его, пока тот не срывался, и не отвязывались после – так рвут ослабевшей добыче горло шакалы. Нельзя сотрудничать с Пожирателями и остаться прежним – их идеология точит душу как ржа, их методы ведения дел – ужасают, но и заставляют поступать все более жестко, чтобы не отстать в этом забеге даже на полкорпуса: противопоставить неумолимой жестокости страх перед наказанием. Осталось донести до Гермионы эту истину. И уцелеть.

*

– За вами забавно наблюдать. У вас такое выразительное лицо становится, когда пытаетесь думать, – Снейп, не дожидаясь позволения, снял плащ-невидимку и уселся на место Гермионы. На крыше гостиницы уже никого не было, а из окон разглядеть скамью было невозможно.

– Давно вы здесь? – Гарри подавил инстинктивное желание отодинуться подальше от потенциального источника нравоучений. Будто мало было заботящегося, и порой навязчивого в своем стремлении сделать как лучше, Римуса.

– Достаточно, чтобы заметить безуспешные попытки обьяснить феномен мнимого предательства Грейнджер.

Гарри достаточно накрутил себя, но уверенности в правоте все равно не было. Неизвестно, что Гермионе пришлось пережить, и отчего она стала такой необьективной, разом растеряв логику и выдержку. Лестрейндж не заслуживает пощады из-за единственного доброго дела. Гермиона печется о его судьбе – так пусть увидит однажды справедливый суд над ним, обездвиженным и связанным, – огражденная от видимой и незримой опасности.

– Я пытался выяснить мотивы Лестрейнджа.

– И для этого набросились на Грейнджер с обвинениями,

усомнились в правдивости ее рассказа и вдобавок взялись ее поучать, приправив это скверным юмором.

Гарри напомнил себе не поддаваться на провокации и сохранять присутствие духа. В диалоге со Снейпом от этого зависело не окончится ли разговор взаимными оскорблениями. Снейпу доставляло удовольствие препираться с каждым, кто готов спорить, и чем труднее доставалась победа, тем слаще она выглядела. И какой смысл в том, чтобы выглядеть невыносимым в глазах окружающих? Потешить уязвленное самолюбие можно тысячей других способов.

Снейп искоса глянул на него и принялся раздраженно выстукивать на спинке скамьи неровный сбивчивый ритм. Мелодия была знакома.

– Вы знаете магловские песни?

– Магловские? – хмыкнул Снейп. – Ну-ну. Задолго до принятия статуса секретности маги распознавали себе подобных по цвету и покрою одежды,1 – он перешел на скучный менторский тон, призванный отбить всякий интерес к обсуждаемой теме. – Герой баллады2 сокрушается о ветренности возлюбленной и зовет ее вернуться, ибо та покинула его ради знатного магловского лорда.

– Звучит пресно и банально.

– История построена из банальностей, сплетен и лживых сказок, где благородство – дутое, золото – фальшивое, а любовь – всепрощающая, – развел руками Снейп. – В действительности девица, привлеченная сиянием доспехов избранника, вскоре тысячекратно прокляла бы свою неверность.

– Думаю, что мы говорим о разных песнях. В той, что слышал я, ничего не говорилось об измене.

– Маглы исказили истинный смысл, сведя все к отступничеству, за которое не следует заслуженного наказания.

– Нельзя назвать предательством то, что она препочла его другому.

– Вам не доводилось испытывать последствия подобного не-предательства на себе. Иначе вы бы были осторожней в суждениях. Советую расспросить мисс Грейнджер о том, чем она считает добровольное сотрудничество с Рабастаном Лестрейнджем.

Гарри отвернулся. Он уже доспрашивался – так, что теперь не знал как наладить отношения. Все из-за привычки сначала говорить, а потом думать.

– Она растеряна сейчас – ее система мироустройства подверглась ломке, ее принципиальность сыграла злую шутку – это было неизбежно. Она держалась за правила и догмы, и обнаружила, что те выручают далеко не всегда, – Снейп отстранился от обсуждаемой темы, не позволив разговору свернуть на личное. Гарри невольно отметил приложенную ко лбу руку – жест, выдающий вволнение, а не отвращение, как он решил бы прежде. – Станьте для нее стеной – или иллюзией стены, – и получите признательность и благодарность.

– Не больше?

Снейп устремил на него задумчивый взгляд; в глубине глаз мелькнуло что-то неуловимо знакомое – Гарри, как ни старался, не распознал это чувство – чересчур мимолетным оно было.

– Чтобы получить больше, вы должны научиться уважать ее мнение, и перестать слышать только себя в спорах. Быть готовым ставить ее желания и чаяния на первое место, верить ей сильнее, чем кому либо, – речь текла размеренно и неспешно как равнинная река. – Не лгать о том, что волнует, уметь правильно расставлять приоритеты. И не отступать, даже если все безнадежно. Не бросать ее один на один с гневом или страхом. Второго шанса не представится, – лицо его стало едва ли не одухотворенным, на землистых щеках вспыхнул чахоточно-яркий румянец.