Бывшие. Первая жена
Шрифт:
— Давай, ползи, — негромко говорит он. — Тебе нужно добраться до деревьев, там встретишься с нашими. Я тебя прикрою.
Мы сближаем лица, чтобы не упустить ни слова. Почти вплотную. С такого расстояния видны морщинки вокруг глаз Германа, ему лет сорок, хотя казался моложе…
Смотрит прямо в глаза и взгляд меня отрезвляет.
Замкнутый, слегка отупевший взгляд человека, который знает, что жить осталось недолго. Что выбора нет. И бессмысленно умолять об отсрочке. Просто так случилось, что твой путь закончился.
—
— Сможешь.
— Нет…
— Вера. У тебя нет выбора. Как нет его и у меня.
Тихо всхлипываю.
Киваю.
— Убирайся как можно дальше. Не вставай. Даже если будут тебе орать, угрожать или скажут, что меня застрелят. Не делай этого. Просто ползи. Наши тебя заберут, они уже идут навстречу, просто не успеют пробиться!
— Давай подождем их, — еще раз рискую прошептать.
— Нельзя, Вера. Нас возьмут через минуту. Давай, на счет три, хорошо?
Трясу головой.
— Мы попадем к ним вместе или я один — что лучше? Соберись. Раз…
В глубине груди бьется истерика. Я не хочу ползти, я боюсь. Смотрю в ту сторону — мне нужно переползти поляну к лесу и еще какое-то время не вставать. Охрана забрала Яна, должна и меня забрать. Но я не тренирована. Я всего лишь подавала кофе гостям!
— Два…
Не смогу…
— Ползи, Вера!
Он выталкивает меня за кусты, и я ползу. По жухлой траве, камням, валежнику. Выбрасываю руку вперед и подтягиваюсь, уткнувшись носом в сырую землю. Холодно в платье, коленки обдирает лесная подстилка, пахнет хвоей и прошлогодними листьями. В груди болит от сдерживаемых рыданий.
Мне тяжело, больно. Я слишком медленная.
Они за спиной.
Слышу, как еще перекрикиваются — и продолжаю ползти.
Герман стреляет, расходуя остаток магазина.
— Черт, — шепчу я в сухой ковыль.
Сейчас они поймут, что он отстрелялся.
Пытаюсь оглянуться через плечо. Он машет рукой: проваливай! В красном платье, со светлыми волосами я заметна в траве, и когда люди Богдана осмелятся свернуть за угол, где мы прятались, меня заметят.
Он бросает пустой пистолет.
Дышит тяжело — даже через бронежилет видно.
Из ножен вытягивает нож.
С такого расстояния не вижу взгляд, но могу уловить, что он смотрит сквозь меня. Отстранился от лишнего. Герман стоит в полный рост, готовясь к драке, лезвие серебрится в напряженной руке. До колен его закрывает трава.
Поднять голову выше я не рискую.
Но и не смотреть не могу.
Он был прав.
Вместе мы бы не спаслись. У нас даже этой минуты не было.
Снова взмах рукой — ползи!
Скоро люди Богдана поймут, что у него закончились патроны.
Очень трудно бросить человека на смерть и не оглядываться. Даже не представляла, насколько.
Герман мне не
Он помогал Яну надо мной издеваться в тот год. Был продолжением его руки и воли и, хотя, я относилась к нему лучше, чем к бывшему, но все равно недолюбливала.
Не важно.
Трудно видеть чью-то смерть так близко.
Принять, как норму.
Снова взмах рукой, уже резче — проваливай!
Я бездарно трачу время, которое он подарил.
Ползи, Вера!
Начинаю двигаться, оглядываясь через плечо. Я жду и боюсь момента, когда Богдан свернет за угол. Герман его не пропустит. По крайней мере, сколько сможет.
Деревья близко.
За ними смогу укрыться.
— Ах ты, сука!..
Выкрик заставляет похолодеть. Оглядываюсь снова — в последний раз: Герман отбивает удар и всаживает лезвие бойцу в шею. Драка началась! Сейчас они все будут здесь!
Не хочу не видеть, как его окружают, словно стая волков.
Его не сразу убьют. Поиграют, как хищники.
Но в то, что его ждет смерть, не сомневаюсь. Повезет, если легкая.
Подтягиваюсь, цепляясь за все подряд, но ползу, обдирая живот об землю. Не оглядываясь. У меня несколько секунд. Есть такое правило: не смотри вниз или не оглядывайся, когда бежишь от монстров.
Еще чуть-чуть.
Дыхание обжигает губы.
Порезанные об траву пальцы не гнутся от холода. От бессилия начинаю рыдать. Больше не могу сдержаться. В груди больно, слезы стекают по грязному лицу. Свое отчаяние я выплакиваю в траву, ругая про себя Яна.
Я ненавижу его!
За все! За то, что пошла с ним на свидание, за год брака, его ошибки, которые привели к этому и даже за Германа, который сейчас умрет из-за нас.
За линию деревьев я заползаю и еще какое-то время ползу, цепляясь за мох и не обращая внимания на крики:
— Вера, сучка, где ты? Если выйдешь, клянусь, я тебя не обижу, и твоему уроду дам шанс на жизнь!
Урод — это Ян или Герман, не знаю.
А может, он Романа имеет в виду?
Я ползу, стремясь скрыться как можно дальше за деревьями и кустарником, прежде чем встать. Выпрямляюсь метров через пятнадцать за мощной сосной.
Колени и локти исцарапаны и в грязи. Живот ноет от холода.
— Не оглядывайся, — шепчу я себе.
Двигаться, пока меня не видят, страшно.
Но сейчас они закончат с Германом — я все еще слышу шум драки с поляны, и обыщут все. На каблуках мне не скрыться. Нужно идти. Люди Яна рядом.
Прежде чем углубиться в сине-зеленый сосновый лес, одним глазом выглядываю из-за ствола. Я далеко уползла. Поляны почти не видно, значит, и меня не заметят.
Скорее по силуэтам угадываю, что Герман еще дерется в кольце. Но это не драка, а издевательство: они гоняют его, заставляя огрызаться, но понятно, чем это кончится… Его застрелят, когда наиграются. Или зарежут — за своего.