Бывшие. Я до сих пор люблю тебя
Шрифт:
— Обязательно, — киваю уверенно. — Однажды. Может, даже совсем скоро.
— Здравствуй, Владимир, — к нам подходит Герман.
Он становится рядом со мной, так что Вове приходится убрать руку. Титов собственнически кладет одну руку мне на талию, а вторую протягивает Владимиру.
— Привет, Герман.
— Поговорим? — спрашивает Титов.
— Я без претензий, Герман, — Володя пожимает плечами.
Но Титов все равно настойчив.
— Тами, мы пообщаемся с Владимиром? — продолжает он мягко.
—
— За кого ты меня принимаешь? — он реально обижается. — Это твоя выставка, и я прекрасно понимаю, как она важна для тебя. Мы просто поговорим, как два взрослых человека. Вот и все.
— Не переживай, Тамила, — Володя тут же подключается. — Иди к гостям.
Продолжаю общение с гостями, а сама поглядываю на мужчин. Они отошли в сторону, но общаются вполне себе мирно, никаких сцен ревности и прочего.
— Мне кажется или твой травматолог впервые пришел на выставку? — Ирма, мать Германа, появляется как черт из табакерки.
Видимо, Герман не успел рассказать родителям, что мы с ним сошлись.
— Да, впервые, — отвечаю я. — Только он не мой…
У меня не получается закончить фразу, потому что в галерею решительным шагом входит Инесса. Увидев меня, она берет четкий курс и подходит вплотную.
Черт, я же ей тоже отправляла пригласительный, еще когда не знала, что они с Титовым разошлись.
— Тамила, мне нужно поговорить с тобой, — ее подбородок дрожит, того и гляди она разрыдается. — Наедине.
— Пойдем в малый зал.
Уходим с Инессой в приватный зал. Тут сейчас пусто.
Я включаю свет, оборачиваюсь, и в этот момент Инессу прорывает. Она принимается рыдать. Некрасиво размазывает потекшую тушь по щекам.
— Я беременна, Тамила! Отец, как ты понимаешь, Герман.
Глава 38. Ведомая
Тамила
Как ушат ледяной воды. Аж голова начинает кружиться.
— Зачем ты мне все это говоришь, Инесса? Иди к Герману.
Мне дорого стоит держать лицо перед этой женщиной, хотя на самом деле хочется по-детски разреветься.
— А ты не понимаешь, почему я пришла к тебе? — шмыгает носом и растирает глаза, оставляя на веках черные полосы туши.
— Ума не приложу, — я будто заторможена.
Мне кажется, даже кровь медленнее течь стала.
— Он держится за тебя, — губы Инессы дрожат. — Пока ты его не пошлешь, он не уйдет. Так и будет бегать за тобой.
— Ты-то откуда знаешь? — нахожу в себе силы усмехнуться.
— А ты думаешь, я совсем дура? Или слепая? — неожиданно слезы у нее прекращаются, и на первый план выходит злость. — Он же последние полгода в обнимку с телефоном живет. Любую свободную минуту с ним проводит.
— Почему?
— Хочешь сказать, не знаешь?
—
— У него память на телефоне забита твоими фотографиями. И старыми, и новыми. Какие-то видео столетней давности, где ты с пузом. Он тебя фотографирует, ты разве не в курсе? Пока ты не видишь, делает снимки, а потом любуется на них, когда думает, что я не замечаю.
Я молчу.
Эмилия рассказала мне о фотографиях еще в Париже. Потом забылось как-то, хотя я собиралась спросить у Германа, что все это значит.
Хотя и вопросов глупых задавать не стоит. Он смотрит на мои фото и ностальгирует. И любит, да… Наверное.
— Что ты от меня хочешь, Инесса? — спрашиваю устало и оседаю на стул у стены.
Стоять совсем не остается сил.
Инесса, видимо, думала, что я закачу скандал, но просчиталась.
— Я хочу, чтобы ты отступилась. И оставила Германа мне. У нас будет ребенок, Тамила.
А у меня не факт, что будет вообще когда-то. Первые роды прошли не очень хорошо, да и возраст неюный, проблемы имеются.
Неожиданно я чувствую зависть к ней из-за того, что чужая женщина ждет ребенка от моего любимого мужчины. А вот я нет.
Инесса добивает меня, будто понимая, что я распадаюсь на части и теряю опору под ногами. Она подходит ближе и произносит вкрадчиво:
— Тамила, ты же воспитывала дочь практически в одиночку. Знаешь, что это такое, когда ты двадцать четыре на семь с младенцем на руках, а мужик лишь воскресный папа. Ты ведь не могла забыть, как это было тяжело! — и снова начинает некрасиво плакать. — У тебя хотя бы были родители! Они помогали! А у меня никого. Ни-ко-го! Одна я. Я не смогу сама с ребенком, да и малышу нужен папа. Тамила, ты не можешь не понимать меня.
Она вот-вот упадет передо мной на колени. Начинается истерика с всхлипами и трясущимися губами.
— Ты не можешь не осознавать, как это важно! — Инесса переходит на крик.
Он звучит в ушах оглушительным звоном. Мне становится плевать на все. На эту выставку и мои планы. Я откатываюсь назад, к двадцатилетней себе. Разведенке с грудным ребенком на руках.
— Тамила, ты же нормальная! — Инесса уже вовсю трясет меня за руки. — Не ради меня! Сделай это для нашего с Германом нерожденного малыша.
А что я? Мне не хочется ничего, кроме тишины. Потому что я не понимаю, как правильно поступить. И вообще не верю в происходящее. Есть шанс, что сейчас я проснусь и все это окажется не более чем сном?
Я не сразу понимаю, что дверь распахивается и в зал залетают наши с Германом родители, а следом и сам Герман с Володей.
Все в тревоге подбегают к нам.
А картина на самом деле дикая. Я, сидящая на стуле и смотрящая в одну точку, и до ужаса зареванная Инесса, которая стоит передо мной на коленях.