Бывшие. Я тебя отпускаю
Шрифт:
Когда за моим сыном закрывается дверь, я сползаю на пол, потому что ноги отказываются держать меня. Сдавливаю голову ладонями и жму с такой силой, что в глазах начинает пульсировать.
Инга по-прежнему сидит на стуле передо мной и смотрит в одну точку. По ее щекам текут беззвучные слезы.
Я размазан в безжизненную лепешку, почти убит правдой. Но один миг… и до меня доходит истина: мой сын, мой ребенок жив. Буквально вчера я похоронил его, ведь думал, что Инга сделала аборт.
— Ты не сделала его, —
— Твой сын думает, что его отец сволочь, — парирует Инга. — Что, в общем-то, правда.
Киваю, соглашаясь.
— Инга, я хочу…
— Нет! — она выставляет вперед руку. — Мне плевать на то, чего хочешь ты! Тебя не было с нами тринадцать, твою мать, тринадцать лет! А сейчас ты чего-то хочешь?
— Как минимум, поговорить с сыном и попытаться все объяснить, — я стараюсь говорить спокойно, потому что вижу, как Инга заведена. Нам нельзя срываться, не до скандала.
Разина стискивает зубы:
— Не смей…
— Инга, — поднимаюсь на ноги, но не подхожу, остаюсь стоять в стороне и продолжаю спокойно: — Он мой сын, и я не откажусь от него.
— Уже отказался! — она заводится.
— Да. Я совершил непростительную ошибку. Но сейчас хочу все исправить. Прости, но я не отступлюсь.
— И что, так же будешь пытаться лишить меня родительских прав? — шипит со злостью.
Выдыхаю. Инга взвинчена, она злится и ненавидит меня, поэтому вряд ли у нас получится нормальный разговор.
— Инга, нет. Остановись. Я просто хочу, чтобы мой сын знал, что у него есть отец, хочу попытаться объяснить ему все.
— Я не позволю!
— Инга…
— Никита! — вскрикивает она. — У него день рождение через несколько дней, не смей портить ему праздник!
Игнорирую фразу о «не портить», ведь, полагаю, легко не будет. Как все объяснить взрослому ребенку? Только рассказать правду.
— Хорошо, — соглашаюсь быстро. — После его дня рождения.
Инга роняет голову в ладони и плачет.
Я бы тоже с удовольствием сделал это же. Но нельзя. Предстоит слишком много трудностей. К ним нужно быть готовым.
Глава 38
Инга
Чтобы занять мысли, я отправляю Алекса в школу, а после еду в дом, где когда-то жила с отцом.
Когда такси высаживает меня у ворот, я ежусь от мыслей о прошлом. Флешбэками накатывают воспоминания о том, как уезжала отсюда в слезах и соплях, с разрушенной душой и малышом под сердцем.
Из будки ко мне выходят два охранника. Одного я помню — он работает на отца уже лет двадцать. Работал. Второй более молодой и не знаком мне.
— Здравствуй, Инга, — подходит ко мне первый.
— Здравствуйте, дядь Леш, — отвечаю ему, как когда-то.
— Соболезную тебе, девочка, — опускает взгляд.
— Спасибо.
Оборачиваюсь
— В доме кто-то есть? — спрашиваю его.
— Только Зинаида. Это новая управляющая. Осталась она и четыре человека охраны. Рустам оставил нас, чтобы мы приглядывали за домом.
Да. За этим особняком точно нужен глаз да глаз. Я больше чем уверена — там есть чем поживиться.
— Инга, хорошо, что ты приехала. Нам нужно понимать, какова наша дальнейшая судьба. Нам пообещали оплату за этот месяц, а что потом?
— Не переживайте, дядь Леш, я разберусь, — произношу уверенно. Я действительно знаю, что разберусь со всем. Теперь моя жизнь в моих руках. — Вы продолжите получать свою зарплату.
Отвечаю мужчине, и тот улыбается уголками губ.
Прохожу в дом. Ступаю бесшумно благодаря кроссовкам. Прохожусь по комнатам на первом этаже, поднимаюсь на второй. Прежде всего иду в свою комнату — мне интересно, во что превратил ее отец. Библиотека? Тренажерный зал или просто гостевая?
Толкаю дверь и замираю на пороге.
Это словно возвращение в прошлое — здесь все осталось именно так, как было в последний день. Книга, которую я читала, лежит на тумбе у кровати. Фотографии, постеры, все на своих местах. Одежда, которую я решила не забирать, там же.
Все это будто миг, замерший во времени.
Будто отец ждал моего возвращения, поэтому приказал не трогать тут ничего, максимум позволял уборку.
На самом же деле, думаю, все более прозаично — ему попросту было плевать на меня и мою комнату, в доме предостаточно других, свободных.
Сажусь на мягкий крутящийся стул, делаю оборот.
Он знакомо скрипит. Мне бы расплакаться от воспоминаний, но на душе просто горько оттого, как все обернулось.
Отец прожил последние годы в одиночестве, не обзавелся новой семьей, при живой дочери и внуке был одинок. Одиноким и умер. Все греб, греб бабки — и зачем? Он ушел из этого мира без них.
— Ой! — слышу позади себя и круто разворачиваюсь на стуле.
Передо мной женщина лет пятидесяти в униформе:
— Добрый день. Вы Инга, верно? — на ее лице приятная улыбка.
— Да. А вы, я так полагаю, Зинаида? — поднимаюсь и подхожу ближе.
— Да, вы правы. Я работаю в доме вашего отца последние десять лет. Я сразу вас узнала, у Арама Марковича стоит фотография возле кровати.
— И имя мое там написано? — хмыкаю беззлобно.
— Нет, — женщина не тушуется. — Но прислуга очень любит делиться сплетнями друг с другом.
Что ж, неудивительно.
— Вы сейчас здесь одна живете? — спрашиваю у нее.
— Да. Охрана практически не заходит в дом. Да и тихо тут, как в склепе, ловить нечего. Я только порядок поддерживаю и кормлю ребят.