Бывших не бывает
Шрифт:
«Фух, Макарий, пожалуй, выбраться из собора было самым сложным! Хотя какой это собор? Так, не слишком большая деревянная церковь, но надо признать, построенная весьма изящно. И до чего же приставучая эта свора епископских прихлебателей. Как репейник на собачьему заду! Свадьба шлюхи, ей-богу!
Ладно, надеюсь, я не зря выбирался оттуда, и сегодня наконец-то узнаю, что от меня нужно Феофану. Думаю, что не списать меня – для этого у него возможностей, как показала жизнь, более чем достаточно. Та милая парочка,
За размышлениями дорога пролетела незаметно. Однако мысли мыслями, а о предосторожности отставной хилиарх не забывал: под рясой он был одет в хорошо подогнанную и смазанную кольчугу, смиренная монашеская поза позволяла хорошо охватывать боковым зрением окрестности, а руки, сложенные на животе и засунутые в широкие рукава, позволяли в случае чего мгновенно выхватить два кинжала, в тех рукавах до времени скрытые.
Переулок меж тем вывел отца Меркурия на торг. Тут смотреть пришлось в оба – народу ради воскресного дня толкалось на площади изрядно.
«Тут уж Антиповых ищеек не миновать, но и чёрт с ними – надо только не забыть надраться хорошенько после разговора! А иначе зачем монах в кружало ходил да рожу прятал?»
Возле самого входа в памятное питейное заведение к отставному хилиарху подскочил ободранный нищий:
– Отче святый, благослови, бо ты согрешимши – в кружало пивище трескать идёшь! Да не вервицей благослови – жрать хочу! – попрошайка ухватил священника за полу.
– Прими Христа ради, брат мой, – отец Меркурий сунул руку в кошель и оторопел – из-под личины сгорбленного и ободранного нищего ему подмигнул давешний здоровяк из переулка.
– Иди смело, отче, – зашептал здоровяк, не забыв цапнуть резану из ладони оторопевшего монаха, – всё готово, лишних нет, а всякой швали все уши продудели, что ты за ворот заложить любишь. Уже рассказывают, кто из какой канавы тебя вылавливал.
– Спаси тебя Бог! – поблагодарил монах.
– А пусть и тебя спасёт, долгогривый! Пропью за твоё здоровье в лучшем виде! – опять заблажил дурным голосом Феофанов доглядчик.
Отец Меркурий, подивившись напоследок тому, как такой здоровяк сумел перевоплотиться в голодного и злого бродягу, шагнул за порог.
Тут же подскочил хозяин:
– Сюда, отче!
Меркурий поспешил за быстро семенящим хозяином. Миновали одну дверь, короткий переход, и остановились перед другой.
– Здесь. Ждут, – поклонился хозяин, а потом развернулся и ушёл.
Отец Меркурий глубоко вздохнул, проверил, как вынимаются из ножен кинжалы, и без стука толкнул дверь.
– Здравствуй, брат мой! – Феофан поднялся из-за накрытого стола.
Меркурий сделал несколько шагов от двери.
– И тебе здоровья! Говори, что хотел?! – Застарелая нелюбовь солдат к ищейкам вдруг помимо воли прорвалась наружу.
– Так ты же меня на встречу позвал, вот и спрашивай, – усмехнулся Феофан.
– Мы не дети, друнгарий. Давай к делу. –
– А почему ты назвал меня друнгарием, хилиарх? – Феофан усмехнулся в свою недлинную бороду.
«Макарий, ты осёл! Короткая борода! Как у солдата! Значит, доспех не в новинку. Не только в Магнавре ты учился, Феофан! Ладно, чего теперь – в бой уже ввязались…»
– Могу называть и светлейшим, если ты предпочитаешь такое обращение, друнгарий виглы! Мы тайно служим базилевсу, даже если базилевс не ждёт от нас службы и боится её – так, кажется, говорили у вас, брат мой? – Старый солдат сделал шаг вперёд и ткнул пальцем в сторону собеседника.
– Да, монастырь не изменил тебя, – Феофан усмехнулся и вдруг бухнул себя кулаком в грудь напротив сердца, а потом выбросил руку вперед и вверх и рявкнул по-гречески: – Повиновение базилевсу, мой хилиарх!
Меркурий машинально вернул салют.
– Вот видишь, хилиарх, в этом ты весь, – усмехнулся Феофан. – Только тут не империя. И я не друнгарий виглы, хотя что-то общее в нашей с ним службе есть.
– Тогда кто ты? – отставной хилиарх взглянул собеседнику прямо в глаза.
– Аз есмь человек, – только сейчас отец Меркурий сообразил, что говорят они по-гречески, и лишь последняя фраза прозвучала по-славянски.
– Микрокосм в макрокосме? – усмехнулся Меркурий.
– Большое в малом? Что ж, можно и так сказать, – отец Феофан вновь перешел на греческий. – Чьё это? Ни у апостолов, ни у отцов церкви, ни у древних философов я такого не помню.
– Это сказал… один человек, которого я знавал раньше, – отец Меркурий сделал рукой неопределенный жест.
– Это верно, не будем называть имён, – согласился Феофан. – Или этот человек ты сам?
– Не важно! Ты уходишь от вопроса, друнгарий. Если ты служишь не базилевсу, то кому: церкви, патриарху, князю, епископу, себе? – Меркурий не отпускал взглядом глаза собеседника.
– Да, тут не империя, – повторил Феофан. – У нас другая земля, другие законы, а там, куда ты скоро отправишься, и вовсе вместо Кодекса лес, а вместо магистра медведь!
– Ты опять уходишь от ответа!
– Не ухожу, скорее, подхожу, – Феофан поднял руку в примирительном жесте. – Ты помнишь историю старого Рима и начало Рима Второго?
– Что именно? – Меркурий начал терять терпение.
– Кем был отец Константина Великого Констанций Хлор?
– Цезарем! – Меркурий не смог скрыть удивление.
– А кто его им назначил? – улыбка Феофана уже бесила старого солдата.
«Да он играет со мной, как сытый кот с мышью!»
– Августы Диоклетиан и Максенций, соправители Старой империи! – Меркурий раздражённо взмахнул рукой.
Широкий рукав рясы всколыхнулся, и в нём на миг мелькнула рукоять кинжала.
– А вот это правильно! – одобрил с улыбкой Феофан. – И кольчуга тоже! Бережёного бог бережёт.
Отец Меркурий запнулся на полуслове.
– Чего уставился? – помощник епископского секретаря от души забавлялся. – В Писании сказано: «Да опасно каждый ходит!» На чём мы там остановились?