Царь Аттолии
Шрифт:
Прежде чем его слуги вышли из оцепенения, царь вошел к себе в спальню и закрыл дверь. Она захлопнулась с треском, похожим на выстрел из пистоля, и они услышали, как поворачивается ключ в дверном замке.
Сеанус попытался отпустить язвительный комментарий, но его острота притупилась о неожиданно пробудившуюся симпатию к царю.
— Вчера я подумал, что она его любит, — жалобно сказал Филологос.
— Я тоже. И что он любит ее, — подхватил кто-то еще.
— А теперь…
— А теперь я думаю, — сказал Иларион, прерывая дальнейшие рассуждения, — что нам всем незачем толкаться здесь, как прошлой ночью,
Он положил руку на плечо Филологосу и подтолкнул его к двери небольшой комнаты за царской гардеробной, которую использовали как спальню для находящихся на дежурстве придворных.
— Кто знает, может быть, проснувшись, ты обнаружишь, что мир перевернулся еще раз?
Он оглядел остальных слуг, находящихся в комнате, как бы предупреждая, что обращается не только к Филологосу:
— Помните, что любовь царей и цариц непостижима для нас, простых смертных.
Если кто-нибудь и заметил, что он назвал вора из Эддиса царем, то предпочел ничего не говорить.
— Она не любила его, — сказал охранник справа от Костиса. В его голосе звучало облегчение. — Это был обман.
Прежде чем Костис успел возразить, человек слева от него сказал:
— Конечно, обман. Разве наша царица будет смотреть коровьими глазами на жулика, укравшего ее трон? Вы что, с ума сошли?
Костис снова открыл рот.
— Но ты все равно был бы верен ей? — теперь заговорил человек, сидящий за столом напротив.
Костис закрыл рот. Мужчины вокруг него презрительно пожали плечами. Этот вопрос казался им спорным. Их царица в их глазах никогда не могла быть ничем иным, как красивая и бесстрастная владычица, и их нелицеприятное мнение о царе ничуть не изменилось даже после того, как тот человек проявил безумное мужество, столкнувшись с гневной Аттолией.
— А я был бы, — флегматично сказал Костис.
Его товарищи уставились на него в замешательстве. Выдвинутый вопрос казался таким нелепым, что о Костисе уже забыли.
— Она моя царица, — Костис игнорировал взгляд сидящего напротив Лепкуса, который нахмурился, не ожидая возражений. — Остальное не важно. Я буду верен ей до самой смерти.
Кто-то втянул в себя воздух. Вопрос уже не казался простой болтовней. Под сомнение была поставлена их верность, и возможен был только один ответ.
— Конечно, — подтвердили все как один.
Теперь этот вопрос казался им оскорбительным, и все они готовы были подтвердить непоколебимую верность гвардии.
— Конечно.
— Не все, — сказал кто-то на другом конце стола.
Костис не мог увидеть, и наклонился вперед, чтобы посмотреть. Это был Экзис, первый командир Костиса. Он был рассудителен, образован и славился своим умом.
— Эддисиец может призвать своих людей для поддержки, — продолжал Экзис. — Не забывайте, что он царь, и захочет укрепить свою власть. Мы должны стоять за царицу.
— Кто выиграет, если царь с царицей будут не в ладах?
Никто не сомневался, что нелады уже начались. Ни одна женщина не сможет ударить мужа по лицу, а потом делать вид, что любит его. Ни один мужчина не может снести оскорбление и по-прежнему претендовать на уважение.
— Кто выиграет? — повторил Экзис, пожав плечами. — Барон Эрондитес.
Если царь с царицей начнут воевать друг с другом, барон
— Куда идешь, Костис? — спросили они, когда он поднялся из-за стола.
— Проверить расписание дежурств. Если меня там нет, то пойду к себе в комнату. Буду ждать свою судьбу там.
— Думаю, твоя судьба сама пришла к тебе. Вот идет наш новый капитан, и он знает, куда направить твой путь.
— Новый капитан?
— А ты не слышал? Энкелис уже собрал вещички и переехал в капитанскую квартиру. Он говорит, что царица освободила Телеуса, но не восстановила его в должности. Он пытался выгнать Аристогетона, но тот сказал ему прямо в лицо, что не был освобожден от присяги и не уйдет, пока сама царица не прикажет. Мы все ждем царицу, чтобы она пришла и лишила Энкелиса звания капитана, но день почти закончился, а она так и не вышла из своих покоев. Аристогетон с его парнями назначены в четвертую смену, но никто не знает, где сейчас Телеус.
Новый капитан подошел к их столу, и люди почтительно встали. Энкелис кивнул Костису.
— Тебя ждут. Приведи себя в порядок и иди за мной.
Костис стоял между охранниками в караульном помещении перед спальней царя. Сеанус улыбнулся.
— Наш дорогой мальчик для биться снова среди нас? Что привело тебя сюда, Костис? Надеюсь, не жажда мести?
— Я на дежурстве. И останусь на посту, пока не сменюсь или до тех пор, пока царь не освободит меня.
— И чей же это приказ?
— Моего капитана, лорд Сеанус. Чьи еще приказы я могу выполнять?
Филологос встал с постели, чтобы найти мир не перевернутым, а прежним, пребывающим в печали и унынии. Царица не покидала своих покоев. Царь, когда они наконец постучали к нему, из-за закрытой двери велел им убираться куда подальше и не беспокоить Его Величество. Он сделал единственное исключение для посла Эддиса, но их разговор прошел не совсем гладко, и Орнон вышел из царской спальни, пыхтя от ярости.
Царские служанки не соглашались никого пропускать к Аттолии и даже отказались передавать сообщения, хотя некоторые из них выходили от царицы с поручениями. Министры были брошены на произвол судьбы. Советники совещались между собой. Организованная рутина раз и навсегда заведенного порядка не нарушалась, но весь дворец был охвачен беспокойством.
Костис наскоро поел прямо в караулке и проспал несколько часов ночью на узкой скамье, окаймляющей стены. Потом его сменяли царские придворные, спавшие на более широких скамьях по обе стороны от двери в спальню. Они были под рукой, на случай, если царь призовет их посреди ночи, но царь молчал.
На следующий день посетителей было больше. Костис, разрывающийся между двумя полюсами преданности, мысленно принимал к сведению приходящих. Это были люди, готовые поддержать правление нового царя. Они ожидали в караулке, а царские слуги выходили спросить, желает ли царь их видеть. В основном, он отказывал, хотя позволил Дитесу посидеть у его постели некоторое время. Леди Фемиду завернули прямо с порога. Но час спустя в коридоре перед охранниками остановилась ее младшая сестра. Она была очень бледна, когда спросила дежурного, может ли она увидеть царя.