Царь Аттолии
Шрифт:
— Здесь Костис и Иоланта с Илеей, — напомнила Аттолия.
— Костис, — неопределенно произнес царь. — Молодая версия Телеуса? Без чувства юмора?
— Тот самый, — согласилась царица с легкой нотой насмешки в голосе.
Евгенидис лежал неподвижно, но румянец постепенно возвращался на его щеки, а дыхание становилось более размеренным. Он открыл глаза и посмотрел на царицу, все еще склоненную над ним.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Ты был прав, — сказала она.
— Да? — в голосе царя звучало недоумение.
— Извинения
Евгенидис усмехнулся. Он снова закрыл глаза и несколько раз повернул голову на подушке, изгоняя остатки сна. Обретя свой привычный вид, он сказал:
— Ты просто сокровище.
Теперь его голос тоже звучал привычно, и Костис понял: то, что он принял за хриплый со сна голос, на самом деле было акцентом. В полусне царь говорил с эддисийским акцентом, чего, собственно, и можно было ожидать, но Костис никогда не слышал его и не смог распознать сразу. Проснувшись, царь заговорил как настоящий аттолиец. Это заставило Костиса задуматься, что еще царь мог скрывать так хорошо, что никому в голову не приходило искать его секрет.
— Если ты уже чувствуешь себя более уверенно, то не стоит откладывать решение наших проблем, — напомнила царица.
— Прямо в неглиже? — царь спорил, кажется, только из привычки к сопротивлению.
— Твои придворные. Я уже поговорила с ними. Тебе следует сделать то же самое.
— Ну да. Они уже видели меня в ночной рубашке. — он посмотрел на рукава, вышитые белыми цветами. — Но не в твоей.
Теперь он полностью проснулся.
— А ты не думаешь, что мы должны сначала узнать, какая новость вертится на кончике языка у Иоланты?
Царица оглянулась, и терпеливо дожидавшаяся Иоланта доложила:
— Врач Вашего Величества здесь.
— Ничего страшного, он тоже видел меня в ночнушке, — пробормотал царь.
Петруса к двери сопровождали два гвардейца, при этом он выглядел так, словно может передвигаться исключительно с их помощью, но не на собственных ногах. Он закрепил это впечатление, упав на колени, как только солдаты отступили назад. По знаку царицы они вышли из комнаты, а она повернулась к врачу.
— Ваше Величество, прошу вас… — он закашлялся, прежде чем она прервала его.
— Значит, ты нашел что-то в опиуме? Что это было?
— К-конопля, — сказал он. — В опиум царя была подмешана пыльца конопли. — Он нервно сжал свои длинные пальцы. — Ваше Величество, конечно, знает, что она используется в храмах, чтобы открыть разум оракулов для божьих голосов. Но не имеющего привычки человека они могут привести к смерти. Даже маленькие дозы опасны в руках неопытного лекаря.
— Она может вызвать кошмары? — предположил царь.
— Да, Ваше Величество.
Царица оценивающе посмотрела на врача. Если царь даже на троне походил на ученика писца, то царица способна была превратить мятое покрывало в царский престол.
С усилием, которое Костис признал героическим для такого робкого человека, Петрус взял себя в руки.
— Ваше В-величество, —
— Я не уверена, что могу согласиться на такой риск, — ответила Аттолия.
Петрус вспотел.
— Больница… — сказал он. — Мои пациенты и научная работа… они зависят от меня. Прошу вас, Ваше Величество…
Царица резко вскинула подбородок.
— Хорошо, — решила она.
Врач вздохнул с облегчением. Он сделал попытку восстановить потерянное достоинство.
— Опиум скрывает вкус конопли. Второй врач, возможно, не смог распознать ее присутствия.
— Даже несмотря на ночные кошмары? — сухо поинтересовался царь.
— Да, Ваше Величество. Может быть, мне следует осмотреть Ваше Величество?
Ответом ему был мрачный взгляд царя, затем кивок царицы позволил врачу удалиться. Когда он исчез за дверью, царица потянула одеяло и расправила его вокруг царя.
— Ты ему веришь? — спросила она Евгенидиса.
Костису показалось, что между ними двумя проскочила искра.
— Я знаю то, чего не знает он, — ответил ей царь.
— И кто положил коноплю в опиум?
— И это тоже.
— Ты должен поговорить со своими слугами. Они давно ждут тебя.
— Я очень устал, — патетически воскликнул Евгенидис.
— Не откладывай.
Она встала и вышла.
Царские слуги сбились тесной кучкой в пространстве между кроватью и окном. Разговор с царицей явно был не из приятных, Костис им не завидовал. Он все еще сидел на пуфике у изголовья царской постели и мечтал оказаться в любой другой точке мира, лишь бы подальше отсюда, но ни царь ни царица не отпускали его. За исключением одного упоминания, промелькнувшего в словах царицы и замечания царя об отсутствии у него, Костиса, чувства юмора, ни один из них не дал ему понять, что вообще помнит о его существовании.
— Я не сомневаюсь, что Ее Величество недвусмысленно дала понять, что недовольна вашей службой, — начал царь.
— Да, Ваше Величество.
— И она оставила вопрос о вашем наказании на мое усмотрение?
— Да, Ваше Величество.
— Ну, тогда поднимите головы и перестаньте разыгрывать из себя преступников. Раз Ее Величество лично устроила вам разнос, я считаю, вы уже достаточно наказаны.
Костис подавил дрожь. Он мог бы пожалеть придворных, униженных выговором царицы, но не мог простить их и не ожидал, что царь проявит такое неслыханное великодушие. Пожалуй, Евгенидис мог противостоять своей жене лучше, чем можно было ожидать, но совершенно неверно оценивал своих придворных. Они дружно подняли головы и уставились на него с различной степенью триумфа на лицах. Привычная ухмылка мгновенно вернулась на физиономию Сеана.