Царь-дерево

Цзылун Цзян

У этого старого революционера и его друзей был один главный повод для оживленного разговора — война. Как они дважды форсировали Хуанхэ, как шли по равнине, жили в диких горах. Они говорили об отношениях между командирами и бойцами, о всеобщем энтузиазме, самопожертвовании, о том, что они тогда ели, как развлекались и какие пели песни. Другой темой были разговоры о каппутистах [71] , о нынешней борьбе. Иногда они даже снимали одежду и, словно какие-то драгоценности, показывали рубцы и шрамы от старых ранений.

71

Каппутисты, т. е. «идущие по капиталистическому пути», — так называли своих политических противников сторонники левацкого курса.

Ли Хуэй смотрела и слушала. Ее не прельщали все эти «экспонаты из Исторического музея».

Ей хотелось весны, свежих цветов, зеленой травы, ветра, несущего запахи моря, чистой маленькой реки, порхающей узорчатой бабочки. Она жаждала содержательной, счастливой жизни… Разве в этом есть что-то плохое? Она еще молода, только-только вступила в пору надежд, только-только вышла из темноты и безнадежности. Ей так хочется открыть все тайны этой жизни! Прошлое принадлежит старшему поколению, будущее принадлежит молодежи. А настоящее? А настоящее совсем не обязательно находится в распоряжении молодых. Папе, наверное, нелегко понять все это. Но он всегда ужасно беспокоится, чтобы не сделать какую-нибудь ошибку, не обидеть ее. Он ее очень любит. Хотя ему и приходится бороться с собой, он всегда, когда нужно, дает ей деньги, разрешает уходить развлекаться, не спорит по поводу ее одежды. Если что ему и не нравится, он держит это при себе. У молодых свои понятия о красоте, и как он может указывать ей, что красиво, а что нет. Поэтому, даже если у него и есть какие-то собственные соображения, он предпочитает о них не говорить. Но как же тогда она может понять, что у него на сердце, и как могут разговаривать они по душам?

Однажды у них случилась серьезная размолвка, но и тогда они совсем мало говорили друг с другом. В один из поздних вечеров раздался телефонный звонок, спрашивали Ли Хуэй. Говорил молодой человек, но себя он не назвал. Отец довольно долго колебался, но потом все-таки позвал уже спавшую Ли Хуэй. Закончив разговор, Ли Хуэй вернулась к себе в комнату и стала одеваться. Отец встал в дверях:

— Кто это звонил?

— Один приятель. — Она вытаскивала из-под кровати боты и даже не подняла к нему лица.

— А почему тебе так часто звонят? У тебя так много приятелей?

— Папа, у тебя же тоже очень много друзей! И почему ты вообще об этом спрашиваешь?

— Но уже ночь, и на улице дождь. Куда ты идешь?

— Я иду к маме одного моего одноклассника. Как будто я девушка, на которой он собирается жениться.

— Что?

— Но тебя это совсем не касается!

— Я твой отец. И если меня это не касается, то кого же это тогда касается?

Лицо его окаменело, Ли Хуэй испугалась. Она подошла к нему и прижалась головой к его груди.

— Я тебя люблю. Не хочу, чтобы ты на меня сердился и чтобы ты волновался из-за меня. Но я обязательно должна выполнить свое обещание. Он мой одноклассник, он никак не может найти себе девушку. Его мама сильно болеет и может скоро умереть. Я пойду и успокою ее. Он приходил к нам, его зовут Фан Син…

— Ерунда какая-то! — Он отстранил ее от себя и вышел из комнаты.

Ли Хуэй долго разговаривала с больной мамой Фана, потом заснула прямо рядом с ней на кровати. На следующий день, вернувшись домой, она узнала, что папа уже уехал. На столе лежало его письмо:

«Дочка, я бы должен был поговорить с тобой, но в кармане у меня уже билет на самолет, поэтому я оставляю тебе записку. Я думаю об этом очень давно. Мы с тобой из двух разных поколений, и для нас обоих подошло сейчас время, когда нужно как-то платить по счетам. Я часто думаю: чем мы, старики, можем рассчитаться с вами? И каково это ваше поколение, пришедшее на смену нам — идеалистам? Ты, может быть, не хотела и никогда не думала об этом, поэтому тебе не понять, каким испытанием для нашего поколения являются отношения с вами. Я не могу сказать, что у меня легко на душе. У твоей мамы не было ни одного счастливого дня. Чтобы хоть как-то искупить это, я создал тебе хорошие условия жизни. Иногда я даже не знаю, как можно еще сильнее тебя любить. В то же время я обнаружил, что ты изменилась, и теперь ты уже не та милая непосредственная девочка, которую я держал на руках. Изменилась в непонятную мне сторону, что не может меня не беспокоить. Вот что лежит грузом на моем сердце. И вот почему я часто не могу простить тебя, сержусь, раздражаюсь, иногда даже ругаю тебя. Непонятливый ты ребенок! Но самое главное — это то, что я не могу простить себя самого. Почему я не мог поговорить с тобой по-настоящему откровенно? Я не стал бы говорить тебе, что ты что-то не то носишь, не стал бы запрещать ходить на танцы, бегать к друзьям. Я должен был сказать тебе, что исторический долг, лежащий на наших плечах, должен скоро лечь на ваши плечи. И хотя вы, наверное, еще не можете отвечать, мы должны быть готовы строго с вас спросить, оба поколения должны готовиться к этому диалогу. И начать готовиться надо сегодня, сейчас, исходя из того, что мы имеем…»

Да, время спрашивает с нас строго. Ли Хуэй не относилась к тем, кому было наплевать на судьбу страны. Что она сделала для

страны в свои двадцать семь лет? Отец в этом возрасте уже командовал на войне. Письмо сильно подействовало на нее, она заплакала, слезы капали на бумагу.

Она вспомнила все это, стоя в дверях и глядя на спящего отца, и почувствовала, как ее сердце дрогнуло. В комнате тихо, так тихо, как в полной пустоте. На столе фотография мамы. Красивое лицо, блестящие, словно чего-то ждущие глаза, ямочки на щеках, губы поджаты. Действительно Ли Хуэй похожа на нее. Раньше каждый вечер мама брала вязание, и они сидели с папой, долго разговаривали, или она слушала, как он ей читает. Она была такая живая, порывистая. Иногда она из-за чего-нибудь охала и ахала, иногда неудержимо, как ребенок, смеялась, уткнувшись лицом в грудь отца. Тогда отец был, наверное, счастлив. У него не только была в жизни поддержка, но, что еще важнее, у него был единомышленник, с которым он мог делиться всеми радостями и горестями. А сегодня вокруг него только эта глубокая тишина.

Сейчас, стоя около папы, она вдруг вспомнила свой прошлый разговор с Сю Фэнь. Дурочка. Почему Сю Фэнь подумала об этом, а она сама нет? Хотя скорее папа мог проговориться Сю Фэнь, а не ей…

— Ты не боишься, что он себе кого-нибудь найдет? — С этими словами Сю Фэнь вошла в тот день в ее комнату, лицо ее было строгим.

— Найдет кого-нибудь? — Ли Хуэй рылась в книгах на полке. Она хотела найти «Жана Кристофа» и дать почитать Лян Цисюну. Ей хотелось приобщить его к литературе, и проза Ромена Роллана, как ей казалось, должна была подействовать на него.

Сю Фэнь подошла к ней поближе и сказала на ухо:

— Найдет себе женщину…

— Что? — Ли Хуэй чуть не оттолкнула ее. — Что ты говоришь?!

— Правда. — Глаза Сю Фэнь были, как всегда, чистыми и блестящими, как вода в ее родной речке. — Эта доктор Су, которая часто к нам заходит… По-моему, она очень даже привлекательная.

Ли Хуэй остолбенела. Су Аи, которая действительно часто к ним приходит, очень симпатичная, да к тому же она была приятельницей мамы. Но ведь она приходит, чтобы лечить отца! Неужели они могли сойтись? Эта мысль была для Ли Хуэй слишком неожиданной. Нет, как бы там ни было, она не может с этим примириться. А как же мама, которой уже нет, а как же она сама? Больное чувство ревности ранило ее только-только начавшее заживать сердце. Она не могла поверить, что это правда. Но ведь возможно, что это так и есть! Дождавшись, когда Сю Фэнь уйдет, она бросилась на кровать и заплакала, накрывшись с головой одеялом. Как ей плохо, как ей нужна мама! Она вспомнила тот летний день в Бэйдайхэ, когда она была еще совсем маленькой. Папу, видимо, за что-то ругали, и он пришел домой мрачный. А мама стала шутить и смеяться так, что Ли Хуэй хохотала до упаду. А когда папа рассмеялся, мама заплакала. Только она могла так хорошо понимать папу. А был год, когда она отправилась с передвижным медицинским отрядом по родным папиным местам и, вернувшись, рассказывала папе, как умирают там от голода люди, и несколько дней плакала и не могла ничего есть… Неужели папа забыл такую удивительную, чудесную маму? Она вскочила с кровати и побежала в комнату к отцу, горя желанием высказать ему все начистоту. Но она встала в дверях, не в силах сказать ни слова, не в силах заплакать. Ей вдруг показалось, что перед ней не ее отец, а какой-то другой человек, с которым она сейчас впервые встретилась. Отец что-то писал, сидя за столом. Он снял очки и, всматриваясь в нее, спросил:

— Что с тобой? Что-то случилось?

— Я вспомнила маму.

Он встал, подошел к ней и обнял за плечи:

— Наша мама была очень хорошей.

— Но она слишком рано умерла!

Опустив голову, Ли Хуэй выбежала из его комнаты.

Все это камнем легло на ее сердце. Она плакала, мучилась без сна по ночам, но в конце концов поняла: нельзя навязывать отцу свой собственный образ мыслей, он тоже человек, суверенная личность. Его жизнь клонится к закату, и разве он должен умирать в одиночестве? Ему нужен близкий человек, который делил бы с ним и духовную жизнь, и быт. Жизнь должна принадлежать живым. И хотя мама умерла, но уже прошло больше десяти лет, и разве он обязан мучиться бесконечно?.. Разве сама она после смерти Ян Фана не нашла себе приятеля — Лян Цисюна? Почему же не помочь отцу найти себе близкого человека? Быть может, эта Су Аи хороший человек и сможет заменить ему маму. Конечно, она не будет называть Су Аи мамой, потому что это не ее мама! Но Су Аи, наверное, сможет сделать папину старость счастливей… Не надо верить традиционной морали — что человек может любить только один раз в своей жизни. Наоборот: только если всю свою жизнь поливать, взращивать цветы любви, они смогут, увядая, снова возрождаться. Некоторые говорят, что любовь — дело сугубо личное, и еще говорят, что это чувство похоже на чувство собственности. Здесь есть большая доля истины, разве нет этого ощущения в ее отношении к Ян Фаню? Но человек не может быть собственностью другого. Человечество развивается, общество развивается, и нравственность тоже должна развиваться, совершенствоваться и обновляться.