Царь Федор. Трилогия

Злотников Роман Валерьевич

— Ну и как вы до такого додумались, голуби вы мои? — сразу же насел на них Терентий Шамшурин, едва они вошли в конторку управляющего.

Управляющий и старший розмысл переглянулись. А затем Мастряй Данилыч на правах хозяина осторожно спросил:

— А в чем, Терентий Кузьмич, мы перед тобой провинились-то? Вроде как все справно исполняем.

— Справно?! — буквально взвился государев розмысл. — Да кто ж это вам разрешил паровые машины-то строить? Нешто не слышали государева запрета на сие дело?

Мастряй Данилыч и Первой Дружинич озадаченно переглянулись.

— Нет, — мотнул головой старший розмысл, — никак не слышали. И Ириней Акинфиевич мне о том николи не сказывал.

— Да и мне тоже

о сем неведомо, — согласно кивнул управляющий. — Прежний государев розмысл, Аким Порфирьич, тот да, сие делать запрещал. Так он когда уж преставился! Скольки лет-то тому прошло. А с тех пор никто ничего и не говорил. Да и с того времени много новых улучшений сделано. Да каких! Одну железную дорогу взять…

— Да государев тот запрет был, а не государева розмысла! — скривившись, как от зубной боли, вскричал Терентий Кузьмич.

У Мастряя Данилыча засосало под ложечкой. Ведь коли так, то строительство паровиков надобно немедленно прекращать. И, значится, никаких новых плавилен он запустить не сможет. А ссуду отдавать все одно надобно… Он охнул и, схватившись за сердце, обессиленно опустился на лавку.

Государев розмысл обеспокоенно уставился на него.

— Чего это с тобой, Мастряй?

— Худо мне, господин государев розмысл, — глухо отозвался управляющий Верхнетуринскими заводами, — так худо, что и помереть легче. Я ж на те паровики ссуду взял в банке. И ежели плавилен не запущу, то всего имущества, что нажил за долгие годы верной службы, не хватит, чтобы ту ссуду погасить. Так что ты уж сразу давай — в железа меня да в рудники царские. За растрату и нерадение…

Государев розмысл слегка опешил. Такого поворота он не ожидал. А тут и старший розмысл добавил:

— И меня тогда уж тож. Поелику я тако ж долю оплаты еще и от Демидки… взял за то, что я ему тако ж пару паровиков поставлю. А он, как я знаю, тоже на то ссуду в банке взял и потому меня дюже торопит.

— Так, все! — хлопнул по столу ладонью государев розмысл. — Неча тут за сердце хвататься да в железа проситься. Я и сам виноват, что не проследил, чтобы сей запрет наново до всех розмыслов доведен был. Потому вместе думать будем, как нам перед царем-батюшкой оправдываться…

Судили да рядили о сем долго. Ажно до полуночи. Три самовара сбитня выпили. А все одно ничего особенного не надумали. При прежнем-то государевом розмысле Акиме Порфирьиче, пожалуй, что и надумали бы. Ну да тот был царев ближник. С самых младых ногтей царя знал. С его ближним боярином Митрофаном, коий при царе в особом доверии состоял, дружбу водил. Сказывали даже, что и жену ему ажно сам царь сватал. А Терентий Кузьмич не таков. Он хоть и вроде как тоже в царевых ближниках ходит, а однако ж ни той власти, ни того влияния да доверия, какие Аким Порфирьич имел, не имеет. Посему порешили уже начатые паровики достроить, поскольку никак не можно цареву вотчинному заводу такие убытки причинять. Да и частному заводчику тож. Царь оченно не любил, когда из-за нерасторопности или неразумения его слуг какие его подданные имущества лишались.

У всех на слуху была история новгородского губернатора, из-за коего ажно почти полсотни купчишек, среди коих было два «гостя государевых», разор и убытки понесли. Тот был из родовитых, хотя и не боярского чину, и через семейные связи сие место и заимел. А там решил купчишек слегка на мзду раскрутить. Нет, впрямую он ничего не требовал. Ибо за долгие годы своего правления государь уже всем, от приказного боярина до последнего мытаря, сумел вбить в головы, что нет лучшего способа отправиться добывать уральские руды, чем требовать с людишек мзду за просто так либо за исполнение своих непосредственных служебных обязанностей. Даже к татям, что по большим дорогам да городским подворотням с кистенем промышляли, и то у него столько злости не было, как к мздоимцам…

Но вот этак подволокитить, затянуть, закрутить бумажную круговерть, мол, сам догадайся, как тебе твое дельце ускорить поспособствовать… на такое иногда еще желающие находились. Вот и тот губернатор тож. Да только вышло это ему боком. Мало что родового поместья лишился, кое было в казну взято в возмещение убытков, что казна понесла, возмещая купчишкам утраты и упущенные выгоды. Отчего купчишки ажно чуть в обморок не упали — и когда это было видано, чтобы на Руси кому казна хоть что-то возвертала-то?! Так еще и поехал нерадивый чиновник на поселение ажно на самый остров Сахалин. Да не на юг, в казачьи земли, где русского люду уже довольно изрядно проживало, а на самый север.

Так вот, уже начатое и уговоренное решили достроить, а с новыми паровиками пока обождать. Хотя Первой Дружинич сказывал, что ему и Иринею Акинфиевичу уже чуть ли не на десять таковых заказов поступило. Не взяли лишь потому, что металлу на столько паровиков покамест взять было неоткуда. Добрый — тот почти весь в государев казенный урок на оружейные заводы шел, а тот, что окромя доброго делался, — на кастрюли и чугунки еще годился, а на хороший паровик уже нет. На новых-то паровиках и мощь, и давление куда как сильнее противу старых были. Их из не шибко доброго металла делать невозможно — разорвет… Ну а Терентий Кузьмич обещался с государем обговорить, как далее с его запретом на строительство паровиков быти. И далее их не строить, либо таперича уже можно, коли народец сие дело распробовал и готов за сии машины денежки выкладывать? Опять же и процентум розмысловой избе откуда еще брать-то, ежели никаких новых машин не строить?

Паровики запустили аккурат к осени, когда заводские пруды ночами уже начал прихватывать ледок. К тому времени новые плавильни также были полностью готовы и даже опробованы на пробной плавке в четверть загрузки, во время которой воздуходувку крутили воловьи упряжки. Воздуху на четвертную загрузку требовалось поменее, чем на полную, но все одно к концу плавки загоняли ажно три смены воловьих упряжек. Так что мощь новых паровиков Мастряй Данилыч оценил вполне наглядно.

К первой полной плавке у плавилен собрались все мастера и работники завода. С женами. Все принарядились, жены нацепили серьги да кольца, а смена новых плавилен вся надела чистые белые рубахи и нацепила выданные по такому случаю управляющим новые кожаные фартуки и рукавицы. Новые плавильни выглядели необычно. Во-первых, оне оказались подвесными. Во-вторых, по форме напоминали яйцо, ну в точности как когда ему собьешь оголовку, чтобы добраться до жидкого желтка, сваренного «в мешочке». Сверху как раз через эту сбитую оголовку в плавильню загружался жидкий чугун, прямо из домницы, потом туда же вставлялась толстая труба, обмазанная огнеупорной глиной, через которую воздуходувка гнала воздух. Оттуда же, сверху, из плавильни вырывались раскаленные газы, кои, пройдя через особливую систему полостей, добро подогревали направляемый в плавильню воздух и лишь затем выходили наружу. Невиданные плавильни. Как-то работать будут…

— Ну что, Мастряй Данилыч, волнительно?

Управляющий обернулся. Рядом с ним стоял Первой Дружинич. Он еще месяц назад, когда основные работы на паровике уже были завершены, отбыл на завод к Демидке, у коего основные работы по устройству паровика были в самом разгаре. Но, видно, на первом запуске его нового детища решил непременно поприсутствовать.

— Дык… а как же, Первой Дружинич. Такое дело зачинаем.

— Да уж…

Они помолчали. За прошедшее время от уехавшего к царю государева розмысла не было ни слуху ни духу. И посему управляющий вечерами частенько долго лежал без сна, размышляя над тем, чем ему грозит ослушание царской воли. Пусть даже и по незнанию.