Царь мира сего, или Битва пророков продолжается
Шрифт:
– Но у всех людей в жизни были какие-то постыдные случаи. И если все тут видят друг друга насквозь, то они видят и это?
– Нет, тут находятся только те, у кого списаны все грехи, как их и не было. Они или раскаяны, или чем-нибудь искуплены, или отмолены потомками. Тут все кристально чисты от прошлых дел. Да они и не важны совсем! Гораздо важнее душа и мысли в последний миг. Этот миг и есть результат всей жизни. Понимаешь меня? Тебе это обязательно нужно понять!
– Ты хочешь сказать, что совершенно не важно, кем был человек всю жизнь?
– Абсолютно не важно!
– Но у нас считается,
– Как записываются, так и списываются!
– Но…
– Что «но»? Тебя же не считают засранцем, хотя ты много раз в жизни пачкал штаны!
– Только в детстве!
– Правильно – в детстве! Но если все читать в книге жизни, то значит, ты – засранец! Правильно?
– Ну…
– Вот тебе и «ну»! Напридумывали люди для себя столько ужасов, что и жить не хочется! Прям не образ и подобие Божие, а пугало для херувимов!
– Так неужели совсем ничего из жизни не учитывается?
– Ты согласен, что ты засранец?
– Нет!
– Почему?
– Потому что я давно не пачкаю штаны!
– А если ты не пачкаешь штаны, то почему люди должны считать тебя засранцем?
– Никто и не считает…
– Ага! Значит, люди такие умные, что понимают, что ты не засранец, а Бог этого понять не в состоянии? Ты это хочешь сказать?
– Да нет…
– Пойми, учитывается только то, что из человека получилось на выходе, как логический результат всей жизни. О качествах самолета не судят по куче сырья, из которого он будет сделан! О вкусе яблока нельзя догадаться, раскусив горькое семечко! И даже обглодав побег, который вырастет из семени, не поймешь – что такое яблоко! И даже съев цветок, и даже молодой незрелый плод, ты никогда не узнаешь его, пока не дождешься полного созревания!
– Но ведь некоторые не созревают?
– Очень многие… Но если созревают, то им прощается и горечь семени, и безвкусность побега, и кислота зеленого плода. Поступки можно элементарно простить. Тут все великие мастера и любители прощать. Было бы за что! Но как изменить душу, если она черна? Как можно ее запустить сюда, в условия полного доверия и открытости всех перед всеми? Как заставить не пользоваться этой открытостью? Это все равно, что закованного в латы убийцу запустить в толпу голых младенцев. Туда, где содержат детей, не допускают подозрительных личностей, от которых разит за три версты.
– Помню шутливую эпитафию на могиле вора «Жить тебе вечно в стране лохов!»
– Смешно, но имеет зерно правды. Для воров все честные люди – лохи. Они просты как дети и не видят обмана. Поэтому их легко надуть, и в глазах вора они – глупцы и попросту лохи. А у нас воровство лишено смысла, потому что все, что захочешь, тебе и так дадут с удовольствием. Для нас самое большое наслаждение, если можно так сказать, дать насладиться другому. Мы в этом испытываем потребность. Опять же вспомним земные запахи. Мы все наслаждаемся свежими ароматами друг друга, отсутствием духовной вони. Именно поэтому земные благовония символизируют благодать. Ты только представь – мы все стремимся насладиться, и тем самым наслаждаем. Это бесконечно приятный процесс!
– Как в хороших семьях…
– Правильно, Михаил! Совершенно верно! Семья на земле – это Малая Церковь! Именно в семье познается радость
– Как все просто. Почему же люди этого не понимают?
– Все люди хотят радости, только не знают, как ее приобрести. Им кажется, что ее нужно украсть, купить, заработать. Но все тщетно. Вместо радости они всегда получают печаль. И самая большая печаль их ждет впереди…
– Здесь?
– Не совсем здесь. Там, где мысли смердят. Где люди не стремятся насладиться взаимной свежестью и ароматом, а наоборот, избегают друг друга, потому что бесконечно противны и омерзительны друг другу. Да и какие симпатии они могут испытать, если так вонючи?
– Неужели они там совсем никак не общаются?
– Я там не был. Всего не знаю. Но, говорят, общаются как-то вынужденно, через силу. Превозмогая ненависть и омерзение, но общаются.
– Прямо как у нас в неблагополучных семьях.
– Да, правильно. На земле все является прообразом этой стороны. Есть Церковь, и есть антицерковь, есть Христос, и есть антихрист. Есть любовь, и есть ненависть. В принципе все, что я перечислил, – это одно и то же.
За разговором путь пролетел быстро. Черкасы все время пели и пели разные грустные песни. Земля становилась все меньше и меньше, превращаясь в шар. Тимофей продолжал просвещать Михаила, как бы стремясь дать ему как можно больше знаний. Зачем-то ему это было нужно.
– Ну что, теперь ты понял смысл жизни?
– Перестать быть засранцем?
– Именно так!
– У нас не принято говорить такие слова, тем более рассуждая о религии и смысле жизни. За такие разговоры нас бы анафеме предали наши святоши…
– Если бы эти святоши только знали, о чем они пытаются рассуждать и как это воняет на самом деле, они бы и сами подобрали более яркие выражения.
– Все равно, у нас есть понятие – благочестивый разговор и неблагочестивый.
– Это у вас, в ваше время, придумали! А апостолы и великие святые первых времен говорили о грехе прямо: «пес возвращается на свою блевотину», «якоже бо свинья лежит в калу, тако и аз греху служу», помнишь? А ваши святоши стыдливо прикрыли истинный, омерзительный человеческой природе смысл греха. Поэтому и грех вам стал не противен! О, сколько же душ они погубили! Ишь, лицемеры, выдумали – «неблагочестиво!» – разгорячился он. Восточные глаза Тимофея засверкали гневом. – Быть засранцем неблагочестиво! А желать им не быть – благочестиво! Смысл жизни – успеть перестать быть смердящим засранцем! И абсолютно не важно, как, где и когда ты перестанешь им быть, важно, чтобы перестал. Одни избавляются от этого долгими годами, другие разом, как эти черкасы.
– Значит, как только ты перестал вонять, тебя забирает Господь как созревший плод?
– Да, бывает и так. Недаром говорят, что Бог всегда забирает лучших. Но многих созревших Он оставляет еще на долгое время для работы на земле. Ведь кому-то нужно учить людей созревать, показывать пример аромата будущего мира. Иначе как они поймут, что есть смрад?
– В наше время оправдали уже все грехи. Самые омерзительные, противоестественные, о которых и подумать противно, причислены к нормальным явлениям. Все стало естественным и получило право на существование.