Царь нигилистов
Шрифт:
— Да, судя по результатам Земмельвейса, это от трупного яда. Хотя общепринято, что от миазмов.
— Николай Васильевич, если я еще раз услышу от вас слово «миазмы», я вас выгоню. Про миазмы старику Енохину рассказывайте, нашему лейб-медику, а мы вами, надеюсь, люди прогресса.
— Я тоже считаю, что эта теория устарела, — улыбнулся Склифосовский.
— Я где-то читал, что болезни вызывают бактерии. Вы никогда не слышали о такой теории?
— Слышал, но она… малоизвестная.
— Вам
— Да, Ваше Императорское Высочество.
— Не тратьте время. Это очень длинно. «Ваше Высочество». Этого достаточно. Я бы вообще предпочел «Саша», но родственники меня не поймут. По поводу работы, ловлю на слове. Сколько бы вас устроило? В год?
— Триста рублей… думаю.
— Как только найду финансирование, не надейтесь, что я про вас забуду. У этого венгерского гения на «З» не знаете, какое жалование?
— Земмельвейса, — напомнил Склифосовский. — Могу навести справки.
— Наводите. Потом отчитаетесь. Интересно, на какую сумму его можно сманить…
Саша взял карандаш и тетрадь, за которой еще накануне гонял в Петергоф Митьку, и спросил:
— Как его полное имя?
— Игнац Филипп Земмельвейс.
Саша записал.
— Так, на что мы вначале посмотрим?
Николай Васильевич вынул из портфеля половинку луковицы.
Саша заулыбался. Этот эксперимент он хорошо помнил с седьмого класса, кажется.
— Вы знаете, что я собираюсь делать? — спросил Склифосовский.
— Конечно. Там такая тоненькая полупрозрачная пленка между слоями лука. Она легко снимается, и у нее очень крупные клетки, которые хорошо видны, даже не в самый сильный микроскоп.
— Вы знакомы с клеточной теорией?
— Немного, — усмехнулся Саша. — Николай Васильевич, я с удовольствием посмотрю еще раз. Заодно покажете мне, как его окрашивать.
После клеток лука смотрели на чешуйки крыла бабочки, лист земляники и хлоропласты травы.
Через пару часов явился Гогель и принес с собой резкий запах табака.
— Александр Александрович, вы закончили?
— Мы только начали, — сказал Саша. — Можете курить дальше.
И обратился к Склифосовскому:
— Николай Васильевич, вы готовы убить на меня еще два часа?
— Конечно, — улыбнулся Склифосовский.
— А у вас нет случайно среза легких курильщика? Думаю, Григорию Федоровичу будет интересно.
— Сейчас нет.
— Увы, Григорий Федорович! — сказал Саша. — Значит, самое интересное завтра. Но к двум, сегодня, думаю, закончим.
И Гогель с видимым облегчением покинул помещение.
— Разболтались совсем после смерти дедушки, — пожаловался Саша. — Дымят невозможно.
— Я тоже курю, — повинился Склифосовский.
— А вот курящие медики меня всегда поражали до
— Да, но это очень опасно, достаточно поранить руку, чтобы получить заражение крови.
— А раствор хлорной извести на что?
Склифосовский смутился.
— У меня нет…
— Спирта хватит? Или он не все бактерии берет?
— Не знаю… и никто не знает.
— Будем проверять. Спирт могу взять на себя, у меня есть знакомый аптекарь. Тем более, что завтра он нам тоже понадобится.
— До завтра мертвые ткани не достану.
— А завтра и не надо, завтра руки должны быть чистыми, без трупных ядов.
— Да, конечно. Проверка голубизны крови.
Саша порадовался, что Николай Васильевич, наконец, успокоился и принял ироничный тон беседы.
— Не только, — заметил Саша. — Нужно будет проверить еще кое-что. Но это государственная тайна.
Склифосовский снова посмотрел на ученика, как на тринадцатилетнего.
— Это действительно государственная тайна, Николай Васильевич, — заметил Саша.
Глава 26
— Ваше Высочество, я умею хранить тайны, — улыбнулся Склифосовский.
— Николай Васильевич, я попрошу вас поработать с еще одной августейшей шкуркой, причем куда более драгоценной, чем моя. У вас с собой хирургические инструменты?
— Да, но я еще не хирург.
— От вас не потребуется ничего сложнее забора крови из пальца. Возьмите ланцет. Скальпель на всякий случай. У вас есть кастрюля?
— Кастрюля?
— Обычная. Для борща. Желательно с крышкой.
— У хозяйки комнаты, которую я снимаю, наверняка есть.
— Так вот. Вымойте ее с мылом, налейте воды. Хорошей, лучше колодезной. Может быть, это и перестраховка, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Положите туда ваши хирургические инструменты, закройте крышкой, и прокипятите примерно полчаса.
И Саша живо вспомнил, как его жена, там в будущем, кипятила бутылочки для маленькой Анюты.
— Вы можете считать меня сумасшедшим, — продолжил он. — Но просто сделайте, что я вас прошу.
— Я не считаю вас сумасшедшим. Это для уничтожения бактерий?
— Да. Ни одна мелкая мерзкая тварь такого издевательства над собой не выдержит.
— Это открыли еще в прошлом веке.
— Отлично! Хоть в этом не придется убеждать. Осталось доказать, что бактерии вообще имеют отношения к болезням. Но, если докажем, государственная премия вам обеспечена, а уж золотые и серебряные медали всех академий будете складывать аккуратными стопочками.
Склифосовский улыбнулся.
— Не будем заглядывать так далеко вперед. Вдруг мы ошибаемся?