Царевич [The Prince]
Шрифт:
— Сегодня мои песни его не успокоили.
— Иногда отец говорит и делает то, чего никогда бы не сделал, если бы… — Если бы что? Если бы был в здравом уме? Если бы не мучился страхом и чувством вины? Иона фан не мог сказать этого Давиду.
— Он слишком много выпил сегодня. — Он скривился в улыбке. — Может быть, он принял тебя за филистимлянина.
Шутка не удалась.
Они поднялись по лестнице, ведущей на стену, и стояли, облокотившись на ее ограду и глядя на поля. Ионафан качнул головой.
— Мой отец — великий человек,
— Мой отец тоже меня не слушает. И дядья. И братья. — Давид оперся подбородком на сложенные руки. — Хотя теперь но чину я выше их.
— Каждый муж в Израиле должен изучать Закон. Если бы они знали Господа, которому служат, то не боялись бы так тех народов, что окружают нас. Перестали бы подражать обычаям наших врагов. — Понимает ли хоть кто–нибудь из них, что в Писании сказано: Бог отвратится от них, если они будут так поступать? Помнят ли они, что Бог предупреждал: сама земля извергнет их вон?
— Может быть, когда–нибудь так и будет. — Давид вздохнул. — Мой отец говорил, что Закон так велик, что изучить его не под силу, а кроме того, это отнимет у него чересчур много времени.
Ионафан помнил, как его собственный отец предпочитал пахать свои поля вместо того, чтобы углубляться в Закон.
— Я часто мечтал отправиться в Наваф, — Давид улыбнулся, не сводя глаз с темного неба. — Те, кто учится в школе пророков — счастливейшие из людей. Что может быть чудеснее и удивительнее, чем провести всю жизнь в чтении и изучении Закона?
Ионафан взглянул на него. Он ощутил связь между ними в долине дуба. И с тех пор она крепла с каждым днем. Будто бы сам Господь скрепил их сердца невидимой нитью.
— Я переписывал Закон в школе в Навафе.
Давид выпрямился, широко раскрыв глаза. — У тебя есть список Закона?
Ионафан улыбнулся и неторопливо кивнул. Он видел, как глаза Давида засияли от возбуждения. Разве не те же чувства были ведомы и ему: жажда познавать Господа, ненасытное желание поглощать Слово Божье, как пищу и питье, питая им саму жизнь?
— Весь, целиком? — Давид смотрел на него с великим изумлением.
— До последнего слова. — Ионафан потянул плетеный кожаный ремешок и извлек из–под рубахи футляр со списком. — Часть его — вот здесь. Самуил наблюдал за моей работой, чтобы я не отступил ни на йоту, ни на черточку.
Глаза Давида засветились. — О, какое сокровище у тебя в руке.
Ионафан оттолкнулся от стены. Улыбнулся, положил руку Давиду на плечо. Тряхнул головой.
— Что скажешь, если мы с тобой сейчас разыщем светильник и пойдем разбирать мои записи?
Они читали Закон, пока слова не начали сливаться перед их слипающимися глазами. Уставший Давид побрел к своим, а Ионафан возвратился во дворец. Растянувшись на ложе, закрыл глаза.
Наконец то он нашел кого–то, кто любит Господа так же, как Самуил. Друга, который ближе,
Ионафан улыбнулся. И заснул, усталый. И довольный.
Филистимляне снова совершили набег, и Саул отправил Давида разбираться с ними. Ионафан радовался, узнав об успехах Давида. Успех в бою сопутствовал и самому Ионафану: он изгнал филистимлян с земель, принадлежавших Вениаминову колену. По возвращении в Гиву он отужинал с отцом.
— Я слышал, Давид одержал еще одну победу.
Саул поджал губы, вытянув их в ровную линию. — Да.
— К свадьбе все готово?
Саул ел виноград. На лице у него явственно выступили желваки, он скрипнул зубами. — Я еще не решил.
У Ионафана враз пропал аппетит. — Ты же поклялся. Тот, кто убьет Голиафа, должен получить богатство и …
— Ему и так достаются богатые трофеи от военных побед.
— …освобождение от податей для семьи…
— Так Иессей сам посылает мне несколько овец — почему я должен отказываться?
— … и твою дочь в жены.
— Я предлагал ему Мерову, он отказался.
— Он считает себя недостойным.
Саул едко усмехнулся. — А, может, этот заносчивый иудеянин считает, что моя дочь недостаточно хороша для него.
Ионафан пристально посмотрел на отца. — Ты же знаешь, что это неправда.
— Давид! — имя прозвучало в устах Саула как плевок, будто бы ему было противно во рту. — Что за смирение!
С презрительной ухмылкой он отхватил кусок от жареного барашка.
— Я отдал Мерову Адриэлу из Мехолы. Она отправится туда послезавтра.
Слова эти как будто ударили Ионафана.
— Когда было принято решение?
— А тебе что за дело, когда было принято решение? Я царь! — Он швырнул кусок мяса обратно на блюдо.
— Иуда уже и так в союзе с нами. — Он вытер жирные руки об скатерть. — А жители Мехолы были под вопросом. Теперь они союзники. Это хорошее решение.
Ионафан онемел от гнева.
Отец взглянул на него. — Не испытывай меня, Ионафан. Я знаю: Давид — твой друг, но я лучше тебя разбираюсь в своих людях! Мне нужны союзники.
— Ты заключил бы союз с иудеянами, отдай ты Мерову за Давида. Думаешь, им понравится, что ты забыл, что обещал в долине дуба?
Лицо Саула побагровело. — Они знают, что я предлагал ему Мерову. Я сдержал обещание.
Ионафан понимал: этого нельзя так оставлять. Нужно строить мосты между коленами, а не разрушать. Он подождал, пока отец закончит трапезу и выпьет вина, и снова завел разговор. — Мелхола влюблена в Давида.
Из младшей его сестры, конечно, не выйдет такой хорошей жены, какой стала бы Мерова, но красота ее с лихвой восполняет присущий ей недостаток рассудительности. Этот брак породнит Давида с Вениамином, и если сестра родит Давиду сыновей, они будут причислены к дому Саулову. Но, что самое важное, это утвердит доброе имя царя, умеющего держать свое слово.