Царевич [The Prince]
Шрифт:
— Лучше бы он не был таким героем — защитником Израиля. Я была бы счастлива, будь он простым воином, — ныла она.
Ионафан прекрасно понимал, к чему она клонит.
— Во всяком случае, тогда он мог бы провести дома целый год! Без него бы обошлись!
Прохаживаясь по комнате, Ионафан попытался ее успокоить: — Вас с Давидом не трогали целый месяц. — Вполне достаточно, чтобы зачать ребенка. — Теперь царь желает, чтобы он вернулся к своим обязанностям. Так нужно народу, и жалобами тут не поможешь, Мелхола.
— Стоит случиться набегу на какую–нибудь деревушку, и туда непременно должен отправиться
Ионафан и сам бы рад, но царь слишком часто задействует его в других делах: в основном, касающихся объединения колен израилевых.
— Тебе следовало бы гордиться Давидом.
— Я и горжусь. Но …
Ну вот, началось…
— Ты же более других сведущ в Законе, Ионафан. Разве не говорится там, что если кто недавно взял жену, то пусть не идет на войну, и никаких обязанностей не должно возлагаться на него, кроме одной — увеселять жену свою?
Губы Ионафана искривились в саркастической усмешке. — Очень рад, что ты проявляешь такой интерес к Закону, хоть и с сомнительными мотивами. Но нельзя выбирать из Закона что–то одно и не обращать внимания на все остальное.
В глазах ее сверкнул огонь: — А мне не до веселья! Хотя в Законе говорится, что муж должен быть со мной достаточно времени, чтобы увеселять меня.
Хм, интересно, а будет ли для нее когда–нибудь достаточно?
— Ты же дочь израильского царя. Не пристало ли тебе больше заботиться о благе народа?
Нагнув голову, она посмотрела на него исподлобья. — Это несправедливо!
— А справедливо, что филистимляне обирают бедняков до нитки? Давид более преуспел в битвах со врагом, чем кто–либо из военачальников. Разумно, что царь посылает именно его.
— Или ты хочешь, чтобы война подошла вплотную к нашим дверям? — раздался от входа голос Давида.
Мелхола подняла глаза, покраснев. Сконфуженная, разозлилась. — Если сосчитать, сколько раз мой отец посылает тебя в бой, можно заподозрить, что он желает твоей смерти!
Ионафан приподнялся в гневе. — Только глупый человек может сказать такую нелепость!
— Глупый? — Она обожгла его взглядом. — Я говорю правду, Ионафан! Единственный глупец здесь — это…
— Замолчи! — прервал ее Давид.
— А ты…! Ты проводишь с моим братом больше времени, чем со мной!
Побагровев, Давид подошел к ней, поднял с места и отвел в сторону. Наклонился к ней, стал что–то говорить тихим голосом. Любой другой на его месте ударил бы женщину. Ионафан порадовался, что друг его умеет прощать. Остается надеяться, что Мелхола по достоинству оценит терпение и участие мужа. Ее плечи поникли. Она низко опустила голову. Всхлипнула и вытерла глаза. Он взял ее за подбородок, повернул лицом к себе, поцеловал в щеку, что–то снова сказал, и она вышла из комнаты.
Давид понуро стоял перед Ионафаном. Было очевидно, что он совершенно подавлен поведением жены.
— Служанка проводит ее домой. Прости, Ионафан. Она не думает, что говорит.
— Ты–то что извиняешься? Это моя сестра не умеет сдерживать язык.
— Она моя жена, Ионафан.
— Это упрек?
Он видел, что Давид чувствует себя неловко.
— Сядь. Расслабься. — Ионафан улыбнулся. — Тебе делает честь, что ты защищаешь свою жену.
Увы, этому закону царь уж точно следовать был не намерен. Филистимлян он боялся больше, чем Бога.
— Я стараюсь.
Ионафан рассмеялся. Привстал и хлопнул Давида по спине.
— Ну что, друг, пора взглянуть на карты. — Они провели следующие несколько часов в размышлении, обсуждая тактические ходы и строя планы. Слуга принес им еды подкрепиться.
Давид отломил кусок хлеба, обмакнул в вино.
— Почему ты не женишься, Ионафан?
Наблюдая за бурными взаимоотношениями Давида с Мелхолой, Ионафан не испытывал особого желания ввести женщину в свой дом.
— У меня нет времени для жены.
— Тебе понадобится наследник. А женщина скрашивает жизнь мужчины.
Скрашивает ли жизнь Давида Мелхола? Может быть, в физическом смысле, но как быть с прочими потребностями? Мир, покой, убежище от тревог…
— Сварливая жена хуже козы, блеющей под окном.
— И все же тебе нравятся женщины.
Ионафан ухмыльнулся. — Ага, только отчего–то они не водят вокруг меня хороводы с песнями, как вокруг тебя.
— Они водят вокруг меня хороводы, потому что я такой же, как они — простой человек, пастух, младший сын в доме моего отца. Но ты, Ионафан — ты так же статен, как и твой отец, и, судя по разговорам, которые мне доводилось слышать, женщины считают, что ты даже красивее его. Ты — царевич — наследник престола в Израиле. Они ждут у ворот в надежде удостоиться одного твоего взгляда, а поймав его, краснеют. Всякая женщина будет твоей, стоит тебе только захотеть, мой друг.
Ионафан знал, что нравится женщинам. И они привлекали его.
— Всему свое время, Давид. Сейчас Израиль — моя возлюбленная.
Народ мой — жена моя. А вот когда наступит мир, тогда, пожалуй…
— До того, как наступит мир, могут пройти долгие годы. Господь сказал: нехорошо человеку быть одному.
Временами душа Ионафана жаждала домашнего очага, семейного уюта, однако на первом месте должны быть другие вещи.
— Когда мужчина любит женщину, сердце его разделяется на части. Помнишь, как Адам пожелал угодить Еве, когда та предложила ему вкусить плод запретного древа? Он знал, что Господь заповедал не делать этого, и все–таки взял плод. — Он покачал головой. — Нет. Израиль — вот кому принадлежит мое сердце. Когда враги Бога будут изгнаны с нашей земли, вот тогда я возьму себе жену. — Он усмехнулся. — И буду целый год сидеть дома и ее увеселять.
Каждый день они встречались: уходили в поля на несколько часов поупражняться во владении оружием. Ионафан очень дорожил временем, которое проводил с другом, и знал: Давид испытывает те же чувства. На просторе, за воротами города, вдали от домов они стреляли из луков и метали копья, а пока оруженосец бегал за ними, могли свободно поговорить.
— Даже при всех твоих успехах до полной победы нам еще далеко. — Стрела Ионафана полетела в цель. — Филистимляне идут на нас волна за волной. Нужно остановить этот прилив.