Царевич [The Prince]
Шрифт:
— А когда будет время? Ты гораздо старше, чем был твой отец, когда взял меня в жены.
— Мама, мои обязанности не дают мне возможности…
— Давид женат. Ты сам настоял на этом браке, помнишь? А он младше тебя.
Ионафан удивленно покачал головой. — Я полагаю, каждая мать желает пристроить детей получше. — Он нагнулся к ней — успокоить, чтобы она так не волновалась. — Женитьба Давида на Мелхоле скрепила союз между нашим коленом и Иудой, мама. К тому же, разве можно было найти лучшего мужа для твоей дочери, чем самый отважный
Глаза ее потемнели. — Это ты самый отважный герой Израиля, сын мой. Ты был едва ли старше Давида, когда разбил филистимлян при Михмасе. Прошло много лет, но люди до сих пор помнят об этом. У тебя есть не менее веские причины, чтобы жениться, Ионафан.
Он почувствовал, как дрожит ее рука.
— Почему ты так настаиваешь, мама?
Глаза ее налились слезами. — Потому что я живу от битвы до битвы и не знаю, не убьют ли моего сына на этот раз. — Голос ее прервался. — Неужели я прошу слишком много, когда хочу подержать на руках внука?
— У Мелхолы и Давида…
— Нет!
Он нахмурился, обеспокоенный ее горячностью.
Она села на постели, подалась к нему. — Женись и роди своих сыновей, Ионафан. Тебе и твоим братьям нужны сыновья, чтобы укрепить дом Саула.
— Почему ты так непреклонна?
— Нам нужно умножаться числом.
— Ты лучшего обо мне мнения, чем я сам, если полагаешь, что я способен настолько приумножить численность населения…
— Здесь не до шуток, сын.
Он вздохнул. — Да. И все же — сейчас не время.
— Я…
— Нет, мама.
— Если царю будет угодно, чтобы ты женился…
— Будь это у него на уме, он сам бы предложил. А если теперь он заведет об этом речь, я скажу ему, что его надоумила жена. — Ионафан поцеловал ее в щеку и встал. — Вы с Давидом…
Она подняла голову. — Причем тут Давид?
— Вы будто сговорились. Он твердит мне, что в Писании говорится, что нехорошо человеку быть одному и ему нужна жена. — Он дернул головой, увидев выражение ее лица. — Почему это тебя так удивило?
— Если ты не слушаешь мать, может быть, тебе стоит послушать друга.
— Может быть. Позже.
Ионафан резко пробудился от сна и услышал голос Мелхолы.
— Мне нет дела, спит он или не спит! Я должна видеть брата! Прямо сейчас!
Ионафан сел и провел рукой по лицу. Он спал неспокойно, то и дело просыпаясь от странного сна. В городе разбой. Бесчинствуют филистимляне. В стенах пробоины. Дважды он срывался с постели, хватался за меч, подскакивал к окну — и перед ним открывался вид мирно спящей Гивы.
В дверях стоял слуга. — Господин, простите, что потревожил Вас. Ваша сестра…
— Я слышал. Скажи ей, что сейчас буду. — Он сбросил рубаху, плеснул в лицо водой, вытер насухо. Накинул чистое одеяние и вышел к ней.
Мелхола бродила по комнате: по лицу размазаны слезы, глаза сумасшедшие.
— Наконец–то!
Она
— В чем дело? — И тут он заметил синяк у нее на щеке. — Отец ударил меня! Тебе надо с ним поговорить. Он так рассвирепел, я думала, он меня убьет! — Она зарыдала. — Он сошел с ума! Ты должен мне помочь!
Он почувствовал внезапный укол страха.
— Где Давид?
— Сбежал!
Он взял ее за руку, силой усадил.
— Куда, Мелхола?
— Откуда я знаю, куда. Шкуру свою спасать. Он удрал! А меня бросил — объясняться с царем! — Она захныкала, как плачут испуганные дети, и вдруг взвизгнула. — Это все твоя вина, Ионафан!
— В чем моя вина?
— Мой муж сейчас спокойно лежал бы дома в постели со мной, останься ты на пиру! Куда тебя понесло?
— Меня позвала мать.
Она глотнула воздуха и вытерла глаза и нос собственной шалью.
— Она умирает — ее сердце разбито, потому что отец теперь спит с этой девкой Рицпой. А на нее ему наплевать.
Ионафану не нравилось, когда он слышал такие вещи. — Мать все равно его царица, Мелхола. И мать его детей.
Она встала в раздражении. — Я пришла сюда не затем, чтобы обсуждать ее несчастья. Когда ты ушел, на отца снова напал злой дух. Ты знаешь, какой он бывает, когда с ним это случается.
Да уж, он знает…
— Отец сидел с копьем в руке.
Как подобает царю после большой победы.
— Только что все было в порядке, а в следующий миг он швырнул в Давида копье! Вогнал его в стену! Давид убежал и пришел домой. Он думал, советники утихомирят отца, но я, как только услышала, что произошло, поняла: отец твердо решился убить моего мужа. Я сказала Давиду: если сегодня же ты не унесешь ноги из Гивы, до утра не доживешь. И оказалась права! Не успел он уйти, как явились люди отца. Я сказала им, что он заболел. Так что они вернулись к царю, но отец снова послал их к нам и приказал принести к нему Давида, ему, дескать, безразлично, болен он или нет! Хочешь знать, как он спасся? — Она стиснула руки. — Я спустила его из окна. Потом взяла статую идола и положила на постель. Накрыла одеждой, а на голову вместо волос положила козью шкуру. — Она дико расхохоталась. — Ну что, умная я? Правда же?
— Да. — Ионафана передернуло при мысли, что его сестра держит в доме статуи идолов.
— И тут снова приходят люди отца. Увидели, что Давида нет, и вместо него притащили к царю меня. А отец обвинил меня, что я его обманула и отпустила его врага, чтобы тот убежал. Его врага! Ох, Ионафан, я думала, он казнит меня за измену!
Ионафан с трудом сдерживал себя, чтобы говорить спокойно. — Он не стал бы убивать родную дочь, Мелхола.
Она разозлилась. — Ты не видел его лицо. Не смотрел ему в глаза. Я сказала ему, что Давид грозился меня убить, если я не помогу ему сбежать.