Царевич [The Prince]
Шрифт:
В раздражении Ионафан послал за Авениром.
— Что могло случиться там, на козьих тропах, что повергло царя в такое дурное расположение духа?
У воина заходили желваки на скулах. — Мы чуть не схватили Давида. Мы были близко. Даже не предполагали, насколько близко.
— Что ты этим хочешь сказать?
Авенир заметно смутился. — Царю понадобилось облегчиться. Он зашел в пещеру на склоне, а охрана осталась караулить снаружи. Когда он спустился к нам, мы вышли на дорогу, и тут появился Давид.
— Где?
— У самого входа в пещеру. Он сидел внутри со своими людьми, все время,
— И что сделал Давид?
— Окликнул нас. Он сказал: его люди подстрекали его убить Саула.
— Это Иоав с братьями, без сомнения. — Ионафан живо представил, как они уговаривают Давида воспользоваться благоприятным моментом, убить царя и самому завладеть венцом.
— Что еще сказал Давид?
Авенир стиснул челюсти. — Много наговорил. — Воин сердито смотрел на Ионафана, поджав губы.
— Расскажи мне все, Авенир.
— Сказал, что пощадил царя, потому что Саул — помазанник Божий. Зато он потихоньку отрезал край одежды твоего отца, чтобы показать, как близко от него находился. Естественно, заявил, что ни в чем не повинен. А потом стал кричать, чтобы Господь рассудил их с твоим отцом и молиться, чтобы Бог отомстил за все зло, которое, по его словам, царь ему причинил. — Авенир презрительно усмехнулся. — Да, конечно, Давид еще поклялся, что и пальцем не тронет царя. Он сказал: «От беззаконных исходит беззаконие». Смел говорить с царем, как с каким–то самозванцем. Этот человек нанес твоему отцу больший урон, чем все филистимляне вместе взятые!
— А что ты скажешь о том уроне, Авенир, когда Саул поступил с Давидом вероломно?
— Ты должен хранить верность отцу.
— И я ее храню! Разве не я управляю царством, пока он не может управиться с Давидом? Разве не доказал я ему свою верность за все эти годы?
— Давид унизил Саула перед его людьми. И ты не считаешь это уроном? Пожалел бы своего отца. Его враг раз за разом сам шел к тебе в руки!
— Давид — не враг царю!
Авенир наклонился к нему, рассвирепев. — Саул рыдал в голос! А потом пустился исповедоваться — да так громко, что всем было слышно! Он заявил, что этот несчастный пастух–иудеянин лучше, чем он сам. Сказал, что делал Давиду зло, а тот воздавал ему только добром.
Слезы выступили у Ионафана на глазах, слезы радости, но Авениру этого было не понять. У них с Давидовым родичем Иоавом немало общего.
— Господь предал царя Саула в руки Давида, и Давид поступил с ним по чести.
— По чести? — Глаза Авенира стали совсем темными. — Много ли чести — отрезать кусок от царского одеяния? Много ли чести прятаться в темноте и потешаться над царем, который уединился справить самую приватную из человеческих нужд?!
— А много чести преследовать человека, который провинился лишь тем, что верно служил царю и своему народу? — При этих словах Ионафана Авенир откачнулся назад, в глазах пылала ярость. Ионафан выдержал его взгляд. — Что, не отвечаешь, Авенир? Тогда другой вопрос. Ты отправил в пещеру воинов обыскать ее прежде, чем туда зашел мой отец?
Авенир побагровел.
— Наверное, ты больше всего злишься из–за того, что сам. не исполнил своего наиглавнейшего долга.
Глаза Авенира стали ледяными. — Тебе, возможно, будет небезынтересно услышать, как, по мнению Саула, Господь должен воздать Давиду за такое с ним обращение. Царь Саул сказал, что Давид непременно будет царствовать, и царство Израилево будет процветать под его правлением. О тебе речь не шла, мой царевич. Хотя царь Саул и упрашивал Давида не истреблять всех его потомков подчистую и не стирать его род с лица земли.
Ионафан улыбнулся. — Давид следует Закону Господа Бога нашего. Он не живет по обычаям соседних народов.
— Тогда почему он теперь с ними в союзе?
Умер Самуил. Царь Саул и все израильтяне собрались плакать о нем. Саул обратился к народному собранию. Говорил пылкие слова, восхваляя прозорливца, затем возглавил погребальную процессию к месту упокоения пророка.
Ионафан настоял на том, чтобы народу раздали виноградные лепешки перед тем, как все отправятся в обратный путь. Многие пришли издалека, чтобы отдать Самуилу последнюю дань уважения. Саул громко стенал, твердил, что разорится на таких подарках, но Ионафан настоял на своем.
— Щедрый царь возлюблен народом. Люди будут охотнее платить налоги, зная, что рука царя открыта для них.
Царь восседал на возвышении под роскошным балдахином, не спуская глаз с толпы. Он высматривал только одного: Давида. Повсюду были расставлены его люди, чтобы схватить Давида, если он появится. Авенир лично проследил за тем, чтобы в случае появления беглеца ему не оставалось никакой возможности уйти.
Тысячи людей подходили к огромным грудам лепешек за своей долей. Ионафан и сам раздавал еду, благословляя и подбадривая тех, кто стоял в очередь к нему.
Хромая, приблизился старец, одетый в лохмотья, согбенный под бременем лет. Голова покрыта покрывалом, борода в пыли, он едва ковылял, тяжело опираясь на кривой посох. Тряся головой в нескончаемых поклонах, старик что–то невнятно бормотал.
Ионафан шагнул к нему и, подавая лепешку, поддержал его за руку.
— Господин мой царевич благ к народу своему, — прогнусавил старик.
— Это Бог благ: Он дал нам пшеницу и виноград для этих лепешек. Прославь имя Его.
Тот взял протянутую ему лепешку, запихнул в котомку и вцепился в руку Ионафана. Хватка была отнюдь не стариковская.
— Да благословит тебя Господь за такое великодушие, сын мой. — Давид приподнял голову — ровно настолько, чтобы их взгляды встретились.
Ионафан крепко пожал руку Давида. — Да хранит тебя Господь Бог Авраама, Исаака и Иакова в пути твоем.
Филистимляне опять вторглись в земли Израиля, и Саул с Ионафаном повели войска на войну.
Когда зифеи донесли, что Давид скрывается на холме Гахила в виду Иешимона, Саул взял Авенира и три тысячи отборных воинов из колена Вениаминова и пустился на розыски, а Ионафана оставил отбиваться от филистимлян. Авен — Езер, который теперь был одним из самых преданных военачальников Ионафана, охранял Гиву.