Царевич [The Prince]
Шрифт:
А мать лежала на смертном одре умирающая, снедаемая стыдом. Она не хотела больше жить и никого не пускала к себе — одного только Ионафана.
— Я рада, что у него есть Рицпа. Призови он меня, я послала бы сказать ему, что никогда больше в жизни не желаю видеть его лица! — Ионафан навещал ее каждый день, пока был дома. А потом его послали воевать с филистимлянами. Когда он возвратился, мать была мертва. Он так и не узнал, не наложила ли она на себя руки. И никогда не спрашивал об этом.
Саул горевал.
— Твоя мать хотела, чтобы
Ионафан не хотел, чтобы невесту искал отец. Он не возьмет в жены ни идолопоклонницу, ни дочь другого колена — только вениамитянку. Она должна быть девственницей и иметь веру. Он знал, кого выбрала мать: она подходила ему во всех отношениях. Рахиль была из колена Вениаминова, и очень благочестива. Ее не прельщали ни идолы и ворожба, ни драгоценности и развлечения — в отличие от Мелхолы и многих других.
— Я женюсь на Рахили, отец.
— На Рахили? Кто такая Рахиль?
— Она ходила за матерью последние два года. — Понятно, царю было не до того, чтобы навещать свою царицу. — Родственница по материнской линии.
— Твоя мать происходит из рода простых крестьян.
— Какими были мы все, пока ты не стал царем. И жили счастливее, чем сейчас.
Глаза Саула сузились. — Мы найдем тебе пару получше, чем дочь какого–то бедняка. Ты же, в конце концов, царский сын. И в один прекрасный день станешь царем.
Ионафан устал от притязаний Саула укрепить этой женитьбой какой–нибудь стратегический союз. Он женится в согласии с Законом, чтобы угодить не отцу, а Богу.
— Отец, Закон в этом вопросе предельно ясен, и я не рискну навлечь еще больший гнев Божий на наш дом, взяв себе жену не из колена Вениаминова.
Саул нахмурился.
— Пожалуй, ты прав. — Он улыбнулся. — Ее отец должен быть вне себя от счастья. А нам не придется возиться с брачным выкупом. Хватит с них и года освобождения от податей.
— Надеюсь, ты будешь щедрее, господин мой.
— Ладно, два года. Это более чем щедро.
— А сколько лет ты дал семейству Рицпы? — Спокойствие в голосе нелегко далось Ионафану.
Саул вперил в него огненный взгляд, лицо его налилось кровью. — Ты смеешь упрекать меня?
Чем богаче становился его отец, тем крепче держался за свою мошну. Народ изнемогал под бременем налогов, на которые Саул содержал и вооружал армию — а царь не отказывался ни от одного из своих удовольствий. Зато осыпал все новыми дарами и привилегиями советников и царедворцев. Надеялся купить верность? Похотям человеческим никогда не будет конца!
Разозленный, Ионафан выдержал взгляд отца, не отвел глаз. — Безусловно, царь Саул в состоянии явить семейству будущей царевны его владений не меньшую щедрость, чем семейству своей наложницы.
Отец выпятил подбородок. — Хорошо. Будь по твоему! Царский выкуп за нищую невесту.
Прилагая немалые усилия, чтобы сдержать гнев, Ионафан поклонился. — Благодарю, господин мой. Да будет твоя щедрость вознаграждена во сто крат. — Он
— Мне еще троих сыновей женить. Надеюсь, хоть эти будут не так разборчивы.
— Несомненно.
И будут нарушены еще законы, и новые грехи прибавятся к тем, что уже пятнают царствование Саула.
Рахиль несли к Ионафану на помосте через толпу гостей, приветствующих новобрачных, лицо ее было скрыто покрывалом. Невзирая на обычай, он приподнял ее, поставил рядом с собой, взял за руку. Пальцы ее были холодны и дрожали в его руке.
— Не бойся меня, — шепнул он ей на ухо, когда все вокруг, смеясь, осыпали их благословениями.
Когда их обвенчали, он поднял покрывало, заглянул в широко раскрытые невинные глаза, в которых блестели счастливые слезы.
Когда они остались наедине, Ионафан обнаружил, что боится ее больше, чем любого из противников, с кем ему случалось биться. Он чуть не рассмеялся. Как это может быть, что он, который когда–то один влез на скалу и обратил в бегство целую филистимскую армию, трепещет сейчас перед этой хрупкой прелестной девушкой? Ему потребовалось собрать все мужество, чтобы нагнуться к ней и поцеловать. Когда она легко шагнула в его объятия, прижавшись к нему всем телом, он испытал восторг. Сладкий вкус ее губ вознес его на небеса.
Ионафан жалел, что мать не дожила до исполнения своих надежд.
Авен — Езер исполнял обязанности друга жениха, и исправно заботился о том, чтобы пищи и питья было вдоволь. Но он — не Давид. Давид был равным Ионафану. Давид сложил бы песню в честь новобрачных и сам спел бы ее.
Как тосковал по своему другу Ионафан! Сотни гостей собрались на его свадьбу, рядом сидела прекрасная молодая жена, а царский сын еще никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким.
Бог заповедал молодому мужу целый год не делать никаких дел и увеселять свою жену, но Ионафану с Рахилью не суждено было испытать это счастье.
Давид был в Кеиле, воевал с филистимлянами, которые опустошали гумна, и Саул узрел блестящую возможность, которую никак нельзя упустить.
— Бог предал его в руки мои! Давид сам себя запер, войдя в город с воротами и запорами! — Саул с войском выступил в поход и оставил Ионафана охранять Гиву и управляться с государственными делами в его отсутствие.
Ионафан, в конце концов, не стал на этот раз тратить слов в напрасных попытках разубедить отца. Бог защитит Давида. Все силы он отдавал тому, чтобы сплотить израильские колена и объединить их на борьбу с филистимлянами. Каждое утро вставал до рассвета, молился и читал Закон. И только после этого отправлялся судить народ. Он мало что вверял отцовским советникам, которые меняли свое мнение после каждого спора. Решение всегда должно исходить из Закона, который он по–прежнему носил на груди, у сердца. Суд надо вершить в страхе Божьем.