Царьградская пленница

Волков Александр Мелентьевич

В этот день от Витичева отплыли верст за шестьдесят. Старейшина Онфим приказал остановиться на ночлег. Устройство первого лагеря – дело хлопотливое: новичков надо посвящать в тайны походной жизни.

На пологом левом берегу, на поляне виднелись следы многочисленных прежних стоянок: это было излюбленное место ночлега караванов, спускавшихся «из варяг в греки».

Работа закипела. Люди рубили дрова в ближней роще, выравнивали почву и ставили шатры, косили траву для коней, привязывали учаны к крепко вбитым в землю кольям.

Первый огонь на первом ночлеге высек с тайным

наговором сам старейшина Онфим. От этого священного огня должны будут разжечься все лагерные костры, а горячие угли от них полагалось сберегать в горшках с золой до конца похода. Такой обычай установили еще деды и прадеды.

Пали сумерки. Но на площадке светло от костров. Мало того: там и здесь воткнуты высокие шесты, и на них в железных держалках багрово пылают смолистые факелы.

Новичкам все вокруг казалось необычным. Темная южная ночь с яркими звездами, мерцающими в вышине, пылающие костры и факелы, суета и говор сотен людей, фырканье лошадей, жующих овес, темные силуэты шатров: – это не забудется никогда!

Лагерь уснул. На свежем воздухе у костра спали Неждан и Зоря, а между ними уютно устроился Митяй. В шатре, раскинутом для женщин, спала усталая Светлана. Она сытно накормила людей, и артель была довольна.

Сторожевые воины с копьями и мечами наготове ходили вокруг лагеря и зорко смотрели в темное пространство, уходившее на восток. Возле них, как тени, скользили собаки.

Днепровские воды плескались у сонного берега, и время от времени гулко ударяла рыба, заставляя вздрагивать и настораживаться часовых.

Глава вторая

Охота на туров

На рассвете послышались громкие удары в било. Удары неслись один за другим, отгоняя сон. Люди вскакивали, бежали к реке умываться. Онфим довольно поглаживал бороду: первая ночевка прошла хорошо. Чтобы не тратить времени, позавтракали остатками от вчерашней еды и двинулись в путь.

Река, заключенная между крутыми берегами, текла на юго-восток. Часто Днепр разделялся на протоки, и от опытности лоцмана зависело, какую из них избрать. Острова между протоками иногда достигали больших размеров, тянулись в длину на многие версты. Травы на островах поднимались в рост человека, а многообхватные дубы гордо возносили к небу кудрявые кроны. Это был свежий, первобытный, никем не тронутый мир.

В береговых дубравах паслись олени и лоси, мощные туры вызывали друг друга на бой и с ревом сшибались лбами. Водяной дичи было неисчислимое множество. Вспугнутые стаи уток поднимались тучами, журавли стояли на болотных кочках, охраняя потомство, угрюмые цапли подкарауливали беспечных лягушат.

Щедро наделенные всеми дарами природы, края были пустынны: над ними тяготело проклятие, и этим проклятием были печенеги. Воинственные кочевники, рослые, сильные, закаленные суровой жизнью, печенеги пришли в степи Восточной Европы из далекой Азии в VIII веке нашей эры. Разделенные на несколько орд, они заселили огромное пространство от Волги и Урала до Днепра и Черного моря.

Русские поселенцы боялись раскидывать хутора и поселки по богатым берегам Днепра ниже Киева: это означало идти на верную смерть или плен.

Уже

на втором ночлеге Лютобор и другие предводители стражи приняли все меры предосторожности. Конники проскакали далеко вперед по левому берегу и вернулись с сообщением, что кочевников нигде не видно. Лагерь раскинули на острове, но и вода не служила достаточной защитой от набегов. Печенеги переплавлялись через реки на бурдюках, надутых воздухом, тихо выползали на берег, а потом, как гроза, обрушивались на спящих.

Старейшина Онфим вдвоем с Лютобором несколько раз в ночь обходили посты, проверяли караульных.

Утром плавание продолжалось. Кормчие зорко смотрели вперед. Русло Днепра часто преграждали «заборы» – гранитные гряды, через которые вода неслась с шумом и ревом. Заборы еще не были порогами, между камнями пролегали широкие проходы, но следовало хорошо знать реку, чтобы в них угодить.

Следующие два дня и две ночи прошли спокойно, а потом, когда до порогов оставался день пути, случилось происшествие.

Предрассветная тишина вдруг нарушилась. С реки донесся собачий лай, тотчас перешедший в ожесточенный визг и вой. Послышались крики на незнакомом языке.

– Сполох!

Воины вскочили и, схватив лежавшее рядом оружие, бросились к реке. Гребцы тоже поднялись и, вооружившись веслами и кольями, приготовились к бою.

Оказалось, что полтора десятка печенегов переплыли Днепр на бурдюках и хотели стащить несколько тюков с товарами. Но чуткие псы мгновенно подняли тревогу и набросились на грабителей. На шум прибежали воины.

Несколько кочевников успели сбежать, захватив челнок, привязанный к одному из учанов. Трое погибли в битве, а пятеро, легко раненные, попали в плен.

Пленных печенегов заковали и развели по разным учанам. Там они сидели, угрюмо шепча по временам:

– Кысмет… [85]

Когда караван прибудет в Царьград, пленных продадут на невольничьем рынке.

…Гребцы и воины были недовольны хозяйским кормом. Свежей рыбы и дичи, добываемой по вечерам, не хватало на ватагу в четыреста человек, а соленое и копченое мясо всем уже приелось. Да надо к тому же сказать, что далеко не все богатые гости отнеслись к закупке продовольствия добросовестно. Иные купили то, что подешевле, хоть и похуже. Расчет у них был простой: работа на реке тяжелая, и людишки всё съедят.

85

Кысм'eт – судьба

На следующий день после битвы с печенегами кончилось терпение у работников киевского купца Филимона. Когда от костра понесло густой вонью тухлого мяса, Филимонова ватага взбунтовалась.

Выхватив из котла куски гнилой солонины, люди совали ее в лицо рослому, осанистому купцу:

– Сам ешь такую дохлятину!

– Нет, братцы, – кричали другие, – он из нашего котла не питается, ему на особицу готовят!

Ватажники других купцов присоединились к недовольным, шум в лагере рос. Только Ефремовы люди спокойно хлебали приготовленную Светланой похлебку.