Царьградская пленница

Волков Александр Мелентьевич

Ефрем ахнул от ужаса, когда на лодью «Единорог» внесли раненого Митяя. Аким взволнованно рассказал о происшествии, едва не закончившемся трагически.

Купец крепко обнял Зорю и Неждана.

– До самой смерти не забуду вашей послуги, вьюноши! – сказал он взволнованным голосом. – Как сыны будете вы мне с этой поры, а с Митяем побратимы.

Светлана с восторгом смотрела на Неждана и Зорю.

– Какие вы смелые! Неужели не забоялись драться с туром? – простодушно спросила девушка Неждана.

Неждан был очень хорош в эту минуту. Он еще не пришел в себя после охоты, большие серые глаза глядели

на Светлану радостно, льняные волосы растрепались… Он поддерживал Зорю, который все еще не мог прийти в себя от перенесенного удара.

– Страшно было, – признался Неждан, – да ведь не погибать же Митяю! А я же не один кинулся, мы с Зорькой как сговорились.

– Батя всегда велел за слабых вступаться, – тихим голосом сказал Зоря.

Несмотря на стоны и мольбы Митяя, Хрисанф внимательно осмотрел и ощупал мальчика, сняв с него рубаху. Старик слыл не только известным кормчим, но и не менее искусным знахарем.

– Три ребра сломано с правой стороны, – сказал Хрисанф. – Дешево отделался, паря.

– Больно, деду, – пожаловался мальчуган.

– Сидел бы на берегу и был бы здрав! – наставительно молвил кормчий.

Он порылся в сундучке, где хранил целебные растения, вскипятил в горшке одолен-траву, намочил настоем кусок полотна и сделал раненому перевязку. Он верил, что одолен-трава одолеет всякую болезнь.

Вскоре Митяй заснул. Все тихонько отошли от больного.

Глава третья

Первые пороги

Собираясь с силами, простояли на месте охоты два дня. Люди вволю хлебали вкусную похлебку из свежего мяса, съедали большие куски лосятины и медвежатины, а потом блаженно грелись на солнышке. В дорогу выступили после полудня, чтобы заночевать перед первым порогом.

На лодьях не слышалось обычных разговоров и шуток. Бывалые путешественники вспоминали про несчастья, случавшиеся на реке, а у новичков по спине пробегал холодок. Лоцманы старались обрывать такие разговоры, потому что они портили людям настроение.

На ночь выставили усиленные караулы. Кметы глядели зорко: не подбираются ли вороги, не крадется ли волкудлак [86] из неотпетой могилы. Лютобор и другие предводители стражи до рассвета не сомкнули глаз, то и дело обходя посты. Но кругом все было тихо, только журчала днепровская струя, да время от времени глухо ухал див [87] в лесу за рекой.

Поднялись до рассвета. Воины надели полное вооружение – кольчуги и латы, защитили головы шлемами, положили под рукой щиты. Если печенеги начнут обстреливать лодьи, воины закроют гребцов от стрел. Мечи и копья лежали под рукой, луки со стрелами могли быть каждую минуту пущены в ход.

86

Волкудлак (вурдалак, упырь) – у суеверных людей оборотень, выходящий из могилы и сосущий кровь у спящих людей

87

Див – филин, а также злой дух, нечисть

Учаны один за другим отправлялись в путь, расстояния между ними значительно увеличились: если какая-нибудь

несчастливая лодья налетит на камень, следующая за ней успеет увернуться.

Еще не доплыли до первого порога, а посреди Днепра показались из воды, как зубы чудовищного дракона, три огромные скалы. Вода разбивалась о них с грохотом. Днепр был здесь неширок, и, чтобы миновать скалы, требовалось немалое искусство.

Лютобор сидел около забинтованного Митяя. Хозяин поручил ему, если случится несчастье, прежде всего спасать свое главное сокровище – сына. Глаза мальчика блестели от лихорадки, но он с любопытством расспрашивал обо всем, что происходило вокруг.

– Это первый порог, дядя Лютобор? – спросил Митяй.

– Да. «Неспи» его называют люди.

– Он страшный?

– Не очень. Вода стоит большая, и мы пройдем по реке. В нем всего-то будет сажень [88] двести, но возни с ним хватит.

Лодьи подвернули к левому берегу, спустили трапы и вывели лошадей. Кметы сходили на землю, при них были луки со стрелами и щиты. Гребцы раздевались, иные догола, другие снимали рубахи. Пленных печенегов тоже стащили из лодей.

88

Сажень – русская мера длины, равная 2,134 метра

Охрана шла по берегу, и каждый не спускал пальцев с тетивы лука, чтобы мгновенно открыть стрельбу по врагу, затаившемуся в кустах. Собаки шныряли по берегу, вынюхивая чужих.

Гребцы «Единорога» и других учанов с уханьем и визгом полезли в реку, облепили суда, как муравьи, и начали спускать их по воде. Не раз у кого-нибудь из тащивших лодью срывались руки со скользкого борта, и человек при дружном смехе товарищей шлепался в теплую воду.

Наконец после трудной работы Неспи остался позади, и лодьи в строгом, раз навсегда установленном порядке двинулись дальше. Без приключений, но вдоволь потрудившись, миновали Островной и Лоханный пороги. За Лоханным следовал опасный Богатырский забор, перегораживавший чуть не всю реку и оставлявший только узенький проход для лодей. Проскочили и забор.

Работа, тяжелая работа! Гребцы изнемогали – им нелегко было тащить нагруженные учаны. Трудно приходилось и воинам. Они шли по каменистому берегу в полном вооружении, их одежда под доспехами промокла от пота.

И вдруг на берегу поднялась суматоха. Ее виновниками стали пленные печенеги. Прежде чем спустить рабов на берег, с них сняли ножные кандалы, иначе они задерживали бы караван. Долгое время пленники шли смирно, а потом переглянулись, что-то крикнули друг другу на своем гортанном наречии, оттолкнули усталых конвоиров и устремились по песку в ближнюю чащу.

Погоня началась не сразу. Стражей было много, они мешали друг другу, суетились, а легко одетые пленники, ловкие, сильные, вот-вот готовы были нырнуть в кусты.

За пленниками кинулись собаки. Они бегали вокруг печенегов, кусали их за ноги. Опомнились и воины, настигли пленников, и завязалась отчаянная свалка.

Кочевники били русских закованными в железо руками, пинали ногами. Стражи пустили в ход оружие. Когда схватка окончилась, один из печенегов лежал мертвым, грудь его была пробита копьем.