Царица бедных. Рассказы
Шрифт:
Это не было призывом, не было торжественным славословием, — это были ужасные, дикие вопли какого-то израненного, искалеченного, готового ежеминутно испустить дух, чудовища…
Но утром, когда солнце засверкало на взмокшей листве и капельками бриллиантов блеснуло в траве, люди сперва робко, поодиночке, потом смелее, группами стали собираться к башне и напрасно глазами искали ее, — вместо страшной башни на земле возвышалась груда обломанного кирпича, бревен и известки.
Старый колокол лежал на расстоянии двух — трех десятков
Ящик марионеток
Несколько лет тому назад по разным странам, по разным городам, а преимущественно по мелким, захудалым городишкам чуть ли не всего света бродил с ящиком марионеток старый итальянец, который называл себя Иеронимо и с гордостью прибавлял: — «из Падуи»…
Он давал представления и этим зарабатывал кусок хлеба. Труд — тяжелый и неблагодарный, но итальянец не унывал, был бодр и даже весел. За исключением одной замужней дочери кажется, у него не было родных даже в той самой Падуе; о которой он с гордостью упоминал, как о месте своего рождения.
Многие знали итальянца, привыкли к его оригинальной, сухощавой, маленькой фигурке, и там, где он бывал чаще, ждали его.
Но вдруг итальянец исчез. В последний раз его видели где-то на границе; такой же подвижный, моложавый, хотя немного странный, он сидел в скверном трактире и пил скверное местное пиво. Всем бросался в глаза его растерянный вид, он как будто чего-то боялся. Несколько раз он наклонялся к своему ящику, стоявшему подле стула, и дергал висячий замок, как бы желая убедиться в том, что он заперт и сокровища его — марионетки — целы.
Может быть, это странное поведение итальянца объяснялось тем случаем, который: только что произошел с ним в одном заброшенном, забытом и Богом и людьми, городишке, как знать, но состояние итальянца нельзя было назвать нормальным.
Случилось же с ним вот что.
В городишке, насчитывавшем всего около двух тысяч жителей, Иеронимо на Рождестве решился дать представление. Для этого нужно было съездить к начальнику города, представить программу, просить разрешить печатать анонсы, затем нанять какую-нибудь залу.
Дело было, хотя зимою, но погода стояла скверная, сырая, с утра до ночи сеял мелкий дождь, превративший немощеные улицы в сплошное болото; холодный ветер пронизывал насквозь, и бедному старику в его суконном синем плаще и войлочной шляпе приходилось плохо. Об извозчиках нечего было и думать уже по той причине, что тот десяток, который был в городе, был подряжен с утра, по случаю приходившейся в этот вечер свадьбы, одного богатого местного коммерсанта, да, кроме того, извозчик был бы не по карману бедному и, кстати сказать немного скупому итальянцу.
И Иеронимо решился обделать все свои дела пешком. Вооруженный мужеством и терпением, старый
Его ввели в темную и узкую переднюю и велели ждать. Иеронимо сел на стул и, сжимая в костлявой ладони свернутое в трубку прошение, стал терпеливо смотреть на улицу. Там ничего не было интересного. Дождь, слякоть, унылые хмурые фигуры пешеходов.
И итальянец от скуки и усталости слегка вздремнул.
Громкий окрик разбудил его.
Перед ним стоял слуга, и, дергая его за рукав, спрашивал:
— Вы хотели видеть г. начальника? Что вам нужно?
— Да, да! Я хотел видеть г. начальника! — подтвердил Иеронимо, — можно к нему войти?
Слуга внимательно оглядел его.
— Ступайте! — сказал он видимо удовлетворенный осмотром, — оставьте только ваш плащ! Плащ оставьте!.. Слышите!
Итальянец скинул плащ на руки лакея и, стараясь ступать возможно тише, вошел в приемную.
Там, за широким, письменным столом, сидел среднего роста плотный мужчина с длинной, седой бородой и держал в руке сверток, который итальянец предварительно отдал слуге.
— Это вы Иеронимо из Падуи? — спросил начальник.
— Я самый, эччеленца! — поклонился Иеронимо, — я самый Иеронимо из Падуи.
— Вы хотите дать представление в нашем городе?
— Да, я хотел бы… по примеру прежних городов — пробормотал итальянец.
— Это театр марионеток!
— Да, эччеленца, это театр марионеток.
— Я никогда не видал марионеток! — сознался начальник, — это должно быть интересно.
— Очень интересно, эччеленца! воскликнул итальянец и глаза его заблестели, — очень, очень интересно! Просмотрите программу!
И, указывая на программу, Иеронимо протянул черный, заскорузлый палец.
— Да, да, я вижу! — сказал начальник.
Но так как он имел похвальное обыкновение в некоторых делах советоваться с супругой, то встал и пошел на её половину.
Супруга начальника была немного моложе своего мужа, но, как большинство женщин, не лишена была некоторой доли кокетства, что и обнаружила тотчас же, при рассмотрении программы.
— У него тут есть очень интересный номер! — сказала она, возвращая афишу мужу.
— Какой именно? — спросил тот.
— Парижские модницы! Какие это модницы: нынешние, или старинные? А может быть всё это одна насмешка, может быть, под названием модниц он покажет каких-нибудь оборванных уродов?
— Каше пустяки! — отвечал муж — если сказано: модницы, значит это — настоящие модницы, как следует быть. Конечно, ты там увидишь шляпки самого последнего фасона, и платья такие, какие носят только в Париже. Меня смущает более серьезное обстоятельство; я хотел бы знать, что это за «торжественное шествие знатных особ», каких именно и как оно, вообще, поставлено? Придется посмотреть предварительно, пусть комедиант устроить репетицию!..