Царская сабля
Шрифт:
Для себя Женя Леонтьев решил с частным расследованием все-таки завязать. Обойти полученный запрет он уже попытался, наткнулся на ограждение снова и убедился, что столкнулся с серьезным оппонентом. Контроль за перемещением архивных документов; блокирование и перехват сигналов сотовой сети; доступ к оружию и уверенное его применение в государственном учреждении; постоянное прослушивание его разговоров…
Никакое воровство ни в какой школе не могло оправдать подобные затраты. А значит – ловить ему тут нечего, растраты нет. Есть какая-то государственная тайна, надежно охраняемая спецслужбами. Проведению ревизии они,
Однако голова человеческая так устроена, что избавиться от вредных мыслей по собственному желанию никому и никогда не удавалось. И потому, пока молодой человек гнал машину по шоссе, в его сознании постоянно всплывали то одни, то другие мысли: интернат, старые ревизионные отчеты, письма начала девятнадцатого века, женские платки, декабристы, Муравьев…
Что объединяет все эти вещи? На пути к какому страшному секрету они стоят дальним сигнальным ограждением?
Поскольку за анонимными звонками и предупреждающими выстрелами, очевидно, проглядывали длинные уши официальных силовых структур, щедрые ассигнования на интернат и качество обучения сирот легко объяснялись тем, что из подростков готовили агентов разведки высокого уровня, лояльных политиков или элитных бойцов. Засветить такую тайну государству, разумеется, не хотелось.
Но, черт возьми, Леонтьева раз за разом давили не за интерес к интернату современному, а за любопытство к событиям далекого прошлого! Первая оплеуха – за просмотр отчетов двухсотлетней давности. Вторая – за обсуждение восстания декабристов. И вот это уже выпадало за рамки здравого смысла. Во всяком случае – в его понимании аудитором Евгением Леонтьевым.
Что, что могут прятать современные спецы в начале девятнадцатого века?! Не машину же времени они изобрели!!!
– Любопытство сгубило кошку, – пробормотал Женя, сбрасывая скорость перед въездом в Вологду. – Похоже, что и правда только пуля сможет заменить в моей голове непрошеные мысли.
Он поднял телефон, выбрал в записной книжке номер сотового библиотекарши:
– Добрый день, Полина. Мне удалось вырваться пораньше, и я уже в городе. Давайте я вас заберу, мы где-нибудь перекусим, а потом я отвезу вас обратно в Архангельск.
– Что, уже? – В голосе девушки сквозило разочарование. – То есть да, конечно, я сейчас соберусь и выйду. Подъезжайте к зданию архива.
Выбирать рестораны и кафе у Жени Леонтьева получалось плохо. Попасть в места, где можно поесть сытно, недорого и вкусно, почти никогда не удавалось. Хотя вроде должен был научиться: вся работа из сплошных командировок, постоянно мотается из края в край, из области в область. Сам ничего, кроме открытых консервов, готовить не научился. Ан нет, глаз до сих пор не набил.
Вот и сейчас – заметил красиво оформленный под старую гауптвахту домик в сквере, зарулил к нему на парковку, провел девушку в уютный зал, дождался меню. А в нем – только кофе, сок и магазинные круассаны в фабричной упаковке. И алкоголь тридцати сортов с чипсами или сухариками, которыми, понятно, не наешься.
Единственное, что тут было хорошо, так это почти пустой и затененный тихий зал. Самое удобное место для сокровенной беседы. Поэтому кофе и круассаны Женя все-таки заказал, решив отложить нормальный обед на потом, благо закусочных возле шоссе всегда хватало.
Выбрав уютный столик в углу, он помог девушке раздеться, отодвинул перед ней стул, разделся сам, отнеся на всякий случай куртку с телефоном в кармане на самую дальнюю вешалку, затем заказал у стойки угощение,
– Давайте по порядку, Полина. Расскажите мне во всех подробностях, что именно вы нашли в архиве и в чем замешан мой драгоценный мичман?
– Я все перефотографировала, все письма, – выложила на стол свой сотовый девушка. – Могу вам перекачать.
– По дороге перекачаем, путь неблизкий, – отказался Леонтьев. – Чуть подкрепимся и поедем. Вы пока своими словами расскажите, что вам удалось узнать и понять?
– Первое, – сложила ладони перед собой «Мальвина» и впилась в него пронзительно-голубым счастливым взором, – само личное дело мичмана Косливцева в здешнем архиве отсутствует. Возможно, он получил серьезное ранение либо чем-то заболел, из-за чего его отправили в Важский монастырь для излечения. Наверное, вместе с документами, которые где-то там и остались.
– В каком возрасте?
– Этого я сказать не могу, – обиженно выпятила губки девушка. – Дела ведь нет. Но раз он ссылается на целительный убрус и даже отписывает богатые вклады за излечение, то это означает, что лечение было серьезным и в строй после выздоровления он, видимо, вернуться не смог. Доживал жизнь где-то здесь, под Вологдой. Так его документы в здешний архив и попали. А личное дело – утеряно.
– Понятно, – кивнул Леонтьев.
– Второе. Почти весь архив Петра Косливцева оказался состоящим из писем плюс наставление детям, положенное вместе с завещанием. В нем он подробно описывает, кому и почему что оставил, и советует, как поступить с имуществом. Письма в большинстве личного характера, связаны с погодой и с ожиданиями на урожай, похвалами государю, обсуждением деталей армейской службы. Наверно, для историков они должны быть очень интересны. Но самое главное…
«Мальвина» запнулась, поскольку официант принес кофе и круассаны, дождалась, пока тот ушел, и заговорщицким шепотом продолжила:
– Ваш моряк, оказывается, с друзьями обсуждал планы декабристов по изменению империи! Все они отчаянно кляли Муравьева самыми нехорошими словами за его желание разломать страну на куски. Утверждали, что на английские деньги он готовит измену. Дат на этих бумагах не сохранилось, но последней, думаю, была та, где офицеры решили письма столичных заговорщиков в провинцию и к полкам за пределами Петербурга не пропускать, дабы пресечь смуту в зародыше и большого мятежа избежать.
– Н-н-да… – Евгений потянулся за блокнотом. Школу аудитор закончил достаточно давно, чтобы забыть все подробности восстания на Сенатской площади, а справляться в инете со своего телефона теперь опасался. – Мне почему-то казалось, что они только в Питере бунтовали. Нет? Потом проверю… [28]
– Может, ваш мичман после отставки на почте работал? – предположила Полина.
– Нет. Восстание было в двадцать пятом году, а в двадцать втором он еще состоял на морской службе, – покачал головой Женя. – Перебежать с места на место так быстро, да при этом еще и тяжело переболеть – невозможно. Скажите, а про школы, образование, приюты в этих письмах ничего не упоминалось?
28
Помимо Сенатской площади, декабристам удалось организовать еще и восстание Черниговского полка под Киевом. Командовал выступлением Муравьев-Апостол. После подавления бунта полк расформировали, Муравьева-Апостола отдали под суд.