Царская сабля
Шрифт:
– Я помню ваше поручение, Евгений, – кивнула «Мальвина» и тут же отрицательно мотнула головой: – Нет, ничего. Я специально обращала внимание. Даже никаких намеков.
– Обидно…
Разумеется, Женя отказался от идеи продолжать поиски, но голова по инерции все равно продолжала работать в прежнем направлении… Правда, вхолостую.
Общая картина никак не складывалась. Отчего современные спецслужбы вдруг стали столь жестко пресекать исторические изыскания по седой древности? Что из Полиного доклада могло стать «детонатором», тревожным сигналом для системы? Как могли соотноситься дворяне-бунтари
– Страшная сила – любопытство. – Молодой аудитор допил кофе и поднялся: – Ну что, поехали?
– Не огорчайтесь вы так. – Полина, которая успела прикончить свою крохотную порцию еще раньше, тоже встала. – Ну, не нашли мы ничего про вашу старинную школу. Зато совершили грандиозное историческое открытие! Теперь наши имена войдут во все учебники. И все будут знать, почему на самом деле провалилось восстание декабристов.
– Я не огорчаюсь, – вздохнул Евгений, надевая куртку. – Возможно, так оно даже лучше. Меньше знаешь – лучше спишь.
Они вышли из кафе, по расчищенной от снега дорожке добрались до парковки. Женя отключил сигнализацию, потянулся к ручке дверцы и замер, глядя себе под ноги.
– Что-то не так, Евгений? – Девушка обошла машину и со своей стороны ждала, когда ее впустят в салон.
– Странно… – Молодой аудитор присел на корточки. – Я всего полчаса назад подъехал, а след переднего колеса уже изрядно потерт. Как будто по нему елозили…
Он наклонился еще ниже, заглянул под днище и негромко чертыхнулся: под днищем машины, перед водительским сиденьем, была привинчена скобой на саморезы граната РГД-5, да еще с примотанными скотчем тремя толовыми шашками! Тонкий стальной тросик тянулся от кольца к левому ШРУСу и был закреплен там не абы как, а на туго затянутый хомут.
– Ну вот… А обещали пулю. Везде одно жулье, – пробормотал себе под нос Женя, открыл салон, снял с лобового стекла видеорегистратор, включил, повернул к себе, внятно продиктовав для записи: – Нахожусь в Вологде, на открытой парковке возле сквера, названия которого не знаю. После обеда в кафе обнаружил под машиной растяжку…
Он опустил регистратор вниз, отснял смонтированную конструкцию, оставил регистратор внизу, у переднего колеса, слазил в багажник за отверткой, открутил хомут, потом всю «адскую машинку», проверил, хорошо ли загнуты усики, стопорящие откидную скобу, замотал устройство в ветошь и положил в багажник. Тут же достал телефон, набрал номер:
– Мама, привет, это я! Подожди, не спрашивай. Я тебя очень прошу, мама, возьми из кофра конверт и поезжай в санаторий. Отдохни, займись процедурами, подыши свежим воздухом.
– Что, опять?! – возмутилась родительница.
– Ну да, все как в прошлый раз. Хотят «наградить», а я отбрыкиваюсь. Могут попытаться через тебя «попросить». Так что ты лучше пока съезди отдохни. Через неделю отчет сдадим, все кончится. После этого ходить за мной будет бесполезно. В общем, все как в прошлый раз.
– Ну и работку ты себе выбрал, Женечка! То машину тебе сожгут, то самому фингалов наставят, то меня из дома выгоняешь… Бросал бы ты ее! Живи, как люди. Охота тебе постоянно проклятым быть? То гадости про себя слушаешь, то угрозы, то побить норовят. За два года ни одного
– Кто-то должен быть ассенизатором, мама. Иначе мы задохнемся в фекалиях. Съезди, пожалуйста. Это ненадолго, честное слово!
– Да ладно, чего с тобой сделаешь. Полежу в грязевых ваннах. Ты сам смотри осторожнее!
– Не бойся, мама. У нас уже давно не девяностые. От взятки отбрыкаюсь, тем все и кончится. Целую, мам. Отдыхай.
Он опустил трубку обратно в карман, захлопнул крышку багажника – и только теперь обратил внимание на округлившиеся глаза и дрожащие губы девушки.
– Эт-т-т… Эт-т-т-то… Эт-т-т… – пыталась что-то спросить «Мальвина», но язык отказывался ей подчиняться.
– Садись, – указал ей на машину Леонтьев.
– Н-н-н-не-е… – замотала она головой.
– Те, кто подложил заряд, сейчас смотрят на нас откуда-то неподалеку и лихорадочно думают, как быстрее прикончить, раз уж мы нашли их бомбу, – внятно, как ребенку, объяснил аудитор. – Если у них есть ствол, стрелять начнут в любую секунду. Как только подойдут достаточно близко. Нужно рвать когти. Думай быстрее: ты жить хочешь? Или я еду один.
Он сел за руль, завел двигатель, включил передачу, сдал чуть назад, чтобы доказать серьезность намерений, наклонился, распахнул пассажирскую дверцу и громко рявкнул:
– Ну-у?!!
Девушка испуганно дернулась и плюхнулась рядом. Женя тут же бросил сцепление, резко развернулся и на полном газу выскочил с парковки, повернул в сторону кемпинга, где снимал номер для Полины.
– Сейчас приедем к тебе в гостиницу, ты бежишь и быстро сгребаешь вещи, я плачу – и сразу смываемся, пока засечь не успели. Не удивлюсь, если за нами увязался хвост. Хотя позади вроде никого не видно.
– К-к-кто? П-п-почему? – наконец смогла выдавить из себя Полина.
– Кто подложил заряд? – понял ее Женя. – Есть у меня такое подозрение, что у декабриста Муравьева-Апостола оказались слишком длинные руки. Он не хочет менять в учебниках свою биографию.
– Ш-ш-шутиш-шь?.. – прошипела девушка, скривила губы и громко шмыгнула носом.
– Да как-то не смешно, – ответил молодой человек.
Голова его работала сухо и холодно, прикидывая наиболее рациональные действия в сложившейся ситуации. Маму он уже обезопасил. Пускай слушают, сколько хотят – он и сам не знает, куда она поедет, а потому и не выдаст. Да и вряд ли «анонимусы» станут ее преследовать – ведь носителями тайны являются он и девушка. Ликвидировать постараются их.
– Полина, помни самое главное, – сказал он. – Главный залог нашей безопасности – это быстрота. Успеть уехать с места остановки до того, как противник ухитрится заложить новую мину или найти позицию для обстрела, не дать вычислить свой маршрут, не позволить себя перехватить.
– Почему, почему?! – наконец прорвало на крик девушку, и она застучала кулаками по пластиковой полке перед собой. – Ты не говорил, не говорил, что меня станут взрывать!
– Пока ты не нашла бумаги про декабристов, нас никто и не трогал, – усмехнулся Леонтьев. – Я ведь просил тебя выявить только упоминания про школу, и ничего более. Это тебе захотелось устроить переворот в науке. А переворотов, знаешь ли, никто и никогда не любит. Историкам хорошо в своих креслах и без твоей правды-мамочки.