Царство. 1951 – 1954
Шрифт:
— Радуйся! — отозвался бывший сталинский шашлычник.
— А ведь Георгий Максимович председателем правительства стал, а не Булганин и не Берия! — тихо добавил Роман Андреевич.
— Георгий Максимилианович! — поправил Ваня.
Седой генерал осекся.
— Смотри, не путай!
— Вырвалось! — поежился снабженец.
— Каждому ясно, что за главного теперь товарищ Берия, — разъяснил шашлычник.
Лаврентий Павлович с каждым днем набирал силу. Являясь первым заместителем председателя правительства, он требовал у министров отчета по любым вопросам, и областные
— Георгия Максимилиановича я на все сто уважаю, но Лаврентия Павловича, уж извиняюсь, гораздо больше! — поддержал выводы товарища Роман Андреевич.
— Когда я на «ближней» жарил, после товарища Сталина сразу Берии шашлычок подносил, а потом — Маленкову. Авось не забудут! — вздохнул зав столовой.
— Лаврентий Павлович с тобой завсегда ласковый был, и Маленков тоже. А я иной раз перебарщивал, засиживался с правительством за столом, теперь себя ругаю. Но ведь сам Сталин меня звал! Два раза сильно напивался, может, наговорил лишнее — не помню! А однажды случайно Хрущева толкнул! — уныло выговорил старый грузин. — Из-за этого особо мучаюсь.
— Хрущев против Лаврентия Павловича пустышка, без команды не пикнет, а товарищ Берия своих в обиду не даст, — имея в виду себя и пожилого товарища, заключил орденоносный шашлычник.
— Все равно как-то неудобно!
— Булганина держись!
— Обеими руками держаться буду!
— А Георгий Максимилианович государственник, он на мелочи размениваться не будет, — продолжал размышлять завстоловой.
— Дай-то Бог, дай-то Бог! — запричитал Роман Андреевич. — У меня, знаешь, еще и возраст не подходящий. Мы с Иосифом Виссарионовичем одногодки, это ты молодой.
— Я молодой? — отмахнулся шашлычник. — В следующем году пятьдесят.
— Мне в январе семьдесят два стукнуло! — Закупщик стал мотать седой головой.
— Не трясись, не до нас теперь!
— Как сказать, как сказать! — сокрушался снабженец. — Я для тебя тушенки оленьей припас и омулей отборных. Прямо светятся!
— Северную рыбку уважаю.
— Шофера ко мне подошли.
— Сделаю. Вот и кончилось великое царствование! — тяжело вздохнул генерал-шашлычник.
— А Валеньку куда дели?
— На дачу к Василию Иосифовичу отрядили, она Васю с малолетства знает.
— Это правильно, ведь столько лет с Хозяином под одной крышей.
— Все плачет по нем, убивается.
— Слезами горю не поможешь!
— Говорят, ее за штат МВД вывели, сказали, органам не соответствует. Значит, и зарплата теперь будет другая.
— Вале это неважно — детей нет, мать с сестрами похоронила.
— То да, то да! Она Васе зарплату несла, — уточнил пожилой генерал-грузин.
— Дуреха! Васька все прогуливал.
— Говорила, у него детишки.
— Детишки! — скривил лицо шашлычник. — Нагуляется с бабами, уже и не знает, кто от него понес. Последнее время не просыхал!
— Как бы нас с тобой
Сидящий напротив хмурился.
— Как бы Маленков своих не понапихал, — распереживался снабженец. — На спецбазу нового директора сунут, и, считай, мне приговор!
— Не до нас им, объясняю! — раздраженно высказался завстоловой.
— А Хрусталева куда?
— Его заместителем коменданта Кремля назначили.
— Значит, не разбазариваются кадрами.
— Поглядим. Я при генералиссимусе, считай, десять лет на шашлыках простоял.
— Я при нем — двадцать два! — с гордостью отчеканил Резо, переименованный в Романа Андреевича. Это он вызвал из Гори шустрого Вано, сына старшего брата, и определил на шашлыки. Месяц Вано стажировался в доме у Берии, бериевский повар награждал неотесанного провинциала подзатыльниками и трехэтажным матом, но делу научил. Скоро Вано так разжарился, что перещеголял наставника. Чего только он на мангале не исполнял — что хотите, то и сделает, и, главное, исправно информировал Лаврентия Павловича обо всем, что творилось на «ближней»: и про обслугу писал, и про охрану, и про подвыпивших великих гостей, и даже — про самого Сталина!
— Прорвемся! — хмуро процедил шашлычник.
— У тебя выпить найдется, Ванечка?
— Есть, Роман Андреевич, выпить есть!
По паспорту Вано писался Иваном Андреевичем. Так на русский манер все грузины друг друга величали. К русским именам товарищ Сталин особое пристрастие имел, собственно, он такой порядок и завел — на русский лад земляков переделать, новые имена проставлял самолично. Был у него при бане шустрый Гагик, его Сталин сначала именовал Жориком, а потом, приглядевшись к суетливому банщику, стал называть Славиком.
«Я знаю, кому какое имя подходит!» — говаривал вождь. И еще категорически запретил разговаривать меж собой на родном языке.
«Мы русские люди!» — часто повторял генералиссимус.
— Чего сидишь, как истукан? Наливай! — прикрикнул на младшего Резо.
Сталинский шашлычник залез в ящик стола и извлек оттуда бутылку коньяка «Енисели», потом выставил на стол стаканы.
— Помянем Иосифа Виссарионовича! — разливая, с придыханием проговорил Ваня-Вано.
Пожилой духанщик аккуратно приподнял стакан:
— Не чокаемся! — предостерег он.
— Пусть земля ему будет пухом! — проговорил завстоловой.
— Какая земля! — сокрушался Роман Андреевич. — Эх, родной ты наш Иосиф Виссарионович!
15 апреля, среда
Обычно брат видел сестру, когда по наказу матери завозил ей борщи, котлеты и всякие другие кушанья. Возвращаясь из института, он попутно заезжал на Грановского, заносил собранную мамой корзинку и уходил. В этот раз остался попить чая. Ворчливый водитель его достал — всегда всем недоволен, про все выспрашивает, всюду нос сует, и вообще человек был неприятный.