Целитель
Шрифт:
Я всегда любил такую погоду, всегда внутренне радовался хмурому небу и отсутствию солнца; мне нравился мокрый асфальт и кучи листьев, дымящихся у дорог и тротуаров.
Скользят по щекам дождинки.
Прохожие, едва различимые под зонтами, спешат по своим делам и им невдомёк, что человек ищет человека.
Господи! Добавь немного света! Дай мне возможность увидеть, вдруг она пройдет рядом со мной…
Я всегда любил пасмурную погоду и полумрак. Над этой моей странностью коллеги даже подшучивали:
Почему я не любил солнечный свет? Не знаю, не уверен.
Уверен лишь в том, что больших грехов на мне нет, я не вор и не убийца. Прятаться мне не от кого, да и незачем.
В самом деле, злодей или вампир? Крови не пью, а зла… Зла я не делал. Если кого-то, когда-то огорчал – простите от души.
Делая зло ближнему, не осознаешь, что делаешь зло только самому себе.
Мне показалось, я слышу её голос.
Это вы, мадам?
Откуда вы свалились на мою бедную голову?
Всё прожитое время я был уверен, что делаю всё правильно.
Почему же теперь в сомнении?
Наверное, в самом деле, что-то совершал не так, рассуждал не так, поступал не так. Настолько НЕ ТАК, что мне (дабы на путь истинный наставить) прислали Человека.
А кто прислал? Для чего?
Глупости. Только и осталось, что в мистику удариться.
А там, как в любой религии, объяснения легки: сверхъестественно всё, в чем мы живём: небо, дома, деяния.
Может быть, просто с возрастом, наступила пора посмотреть на всё другими глазами. Сорок пять лет – в самый раз переходить на иную платформу мировоззрения.
Тяжкие раздумья преследовали меня всё это время, но я не знал их истока.
Теперь мне ведомо, теперь мне многое открылось.
Всё было. Всё помню.
Крутилось сумасшедшее колесо. Спрыгнуть с него казалось невозможным, настолько глубоко чернота поселилась в душе. И ничему и никому, казалось, не под силу вытащить наружу всю эту безобразную массу грязи, нелепицы, пустоты.
Жизнь теряла смысл даже тогда, когда он в ней появлялся.
И вот приехал человек, доселе мне неведомый.
И под воздействием её мелодичного голоса, незримых манипуляций, молитв, которые брались неведомо из какого источника, и неистребимого запаха сирени, – всё это попёрло из меня.
Я стал переоценивать ценности; взвешивать, а ценности ли это?
Я стал строже относиться к себе и терпимее – к людям.
Я стал более независим с начальством; соображать, что кроме работы на свете есть ещё что-то.
Я стал внимательней к жене, я вспомнил о детях.
Понимаете, я стал плакать, когда есть повод; я почувствовал способность к самопожертвованию.
Я стал входить в положение людей и помогать им.
Я почти перестал ненавидеть.
Но следом за этими мыслями
О-о-о, помню!
Стоп, гадости лезут в голову в то время, когда должен возобладать позитив.
Хорошее слово «позитив», но уж больно непонятное, как и само состояние.
«Да, в самом деле, подозрительно получается. Не хочу, не буду…Работать по-прежнему, делать своё дело, мысли – по боку. Я ведь взрослый человек и на меня не так-то просто воздействовать; не та-ак просто выбить меня из седла. Я – состоявшийся человек, тем и горжусь».
Но следом за такой уверенностью опять крались сомнения. Ведь неспроста всё это, ведь не просто так она явилась ко мне, выбрав из полутора сотен тысяч? Зачем? Может быть она так, от нечего делать, рассыпала свой бисер перед…
Нет, конечно, нет, в её словах для меня затаилось нечто новое.
И не скажу, что совершенно новое, но – звучащее по-иному.
5
В теологии я не силен, в экстрасенсорике – тем более. Но Слово…
Это всё о Слове.
Опять о Слове.
О Слове, в котором я считал себя докой. Я думал, знаю о нём ВСЁ.
Или очень много.
Оказывается, и здесь меня ждало разочарование.
И здесь я был почти пустым местом.
А ведь в городе, да и в области я – не из последних писак.
Кто не согрешает в Слове, тот самый совершенный, могущий обуздать и всё тело.
Как вам это выражение, уважаемые «плясуны на фразе, торгующие пафосом»? А уж сколько раз «согрешившие в слове», можно со счета сбиться.
И где уж нам до «человека совершенного», дорогие коллеги?
И почему мы всё время ищем его не там, где он есть?
А где он есть? Кто знает?
Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков…
Вот и выходит, что Слово – всему начало и всему конец. Слово, которое, как оказывается, и есть дело!
Самое странное во всём этом то, что человек, не имеющий никакого отношения к письму, заставил меня иначе посмотреть на Слово.
Словом возвышают и унижают, возносят и низвергают, приводят в восторг и ужас… Словом лечат и калечат.
Раздумья, раздумья…
Где им начало?
Где их конец?
Зачем всё это? И кому в мироздании стало легче от того, что моё душевное равновесие пошатнулось и грозит исчезнуть навсегда? Кому моё существование вообще может как-то мешать и чем-то грозить?