Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь
Шрифт:
Она сдавалась. Готовясь принять чужое мнение.
Она одерживала верх. Над собственными суевериями и обидами.
Она пыталась быть честной. Во что бы то ни стало. Не врать ни себе, ни другим.
— Я… не хотела…
Она предавала. Мать и отца.
Она принимала. Советы доны Брит и возможность нормального будущего. Без затаенного комка злобы внутри.
— Я…
"Я не знаю, как дальше жить и во что верить." Все рухнуло в одночасье, и даже осколок прошлой жизни не мог ее приютить, а только старался порезать. Куда идти, чему верить, за что цепляться — непонятно.
Спина
Барот появился за спиной неслышно. Осторожно положил на ее плечи руки, развернул девушку к себе, ткнул ее носом в свою широкую грудь. И погладил по голове, словно сестру. Молча. Если бы он начал что-то говорить — акцент разрушил бы магию этой минуты. Снова стал бы непреодолимой пропастью между ними. И мужчина только осторожно водил ладонью по ее голове и прижимал к себе дрожащее от рыданий тело. Не сильно, а то ещё испугается и в драку полезет…
Слезы иссякли, когда каша совсем остыла. Дея рефлекторно вытерла нос чужой рубахой (в очередной раз), потом опомнилась, шагнула назад, пропищала:
— Я постираю.
Барот кивнул, стянул рубашку тут же, протянул ей.
— Хорошо.
Деяна боялась смотреть ему в глаза. Было во всем произошедшем что-то неловкое, неправильное, странное. Она, не глядя на мужчину, взяла ткань, мокрую от ее слез, кинула в корзину с одеждой, которую собиралась нести стирать на реку. Вывесит на ночь на жаркой кухне, авось к утру высохнет.
Стукнула по тарелке ложка. Дея, мявшая от безделья в руках передник, все же подняла глаза. Мужчина сидел к ней спиной, ел остывшую кашу. Ее взгляд безнаказанно заскользил по загорелой коже. Шрам, шрам, шрам…
— Их много.
Барот сказал это, не оборачиваясь. Но девушка все равно вспыхнула.
— Рваныэ — от стэпного кота. Три — от ваших пул. Несколко — от плетей.
— За что? — вырвалось у Деяны.
— За сестру. Эйо хотелы прынести в жертву дэмонам. А я помог эй сбэжат с двума вашими. Это страшно прэступлениэ. Убывать не стали, это было бы милостьу, просто высекли и бросили в стэпи. В назыданиэ другим. Мэдленна и мучителна смэрт. Мучитэльнээ жертвэнной.
— Но ты выжил.
— А вэзучий. Мена подобрал тепэрэшний тадж. И а оплатыл своу жизн долгой верной службой. Тэпэр она окончена. А должен найти сэстру и выдат замуж, чтобы род продолжилса.
— Чуть что — так сразу "выдать"! — фыркнула Дея, собирая в чан с водой грязную посуду. — Может, она не захочет замуж идти. Чего там хорошего?
— Должна. Род нэ может умерэт.
— Так сам женись! Зачем девушку неволить?
Отец тоже в последний год все норовил Деяну пристроить кому-нибудь в невесты. Еле отбилась от обрюзгшего соседа-вдовца с тремя детьми! Ещё радовалась, что папа увозит ее подальше от потенциального жениха, который отцу достатком и дородностью приглянулся…
— А не могу.
— Сам не хочешь, а ее заставляешь.
— Йа не не хочу, а не могу.
— Почему это?
— Не твоо дело.
Дея обиженно насупилась, подхватила корзинку с грязным бельем, вышла на улицу. Барот отложил
…Звенит бубен, горит зелёный огонь и глаза жреца тоже горят зелёным. Ветер воет, словно раненый степной кот. Рассекая небо надвое, стреляют молнии по заблудшим душам.
— Кровь… Кровью твой путь стелется, слезами — сестрин. Ей — муж, тебе — в спину нож. Честь с бесчестьем об руку идут… Там, где ложь обернется истиной, истина станет ложью. Дороги исхожены одними ногами, мимо пройдешь — не заметишь. Та, которую своей назовешь, кровь твою и пустит, сталью по твоей коже напишет. Не жить тебе в степи мирно. Не жить…
…
Барот посмотрел на кости, расписанные особыми знаками, что опоясывали кисть, встал. Надо выиграть время. Сначала — сестру замуж выдать следует. А потом можно и нож в спину ждать от невесты.
Но лучше все-таки без ножа. Жаль, что нет в степи песен о героях, что перекроили нагаданную судьбу.
Жаль.
Мужчина взял ведро и вышел во двор.
***
Рина металась весь день по двору, словно ужаленная. Под вечер не выдержала, крикнула Деяне:
— Я по городу пройдусь. Степняка накормить не забудь. И табличку повесь, что сегодня закрыто.
Услышала короткое:
— Да, дона Брит.
И зашагала прочь.
Солнце клонилось к закату, мелькали перед глазами дома и люди. Кто смеялся, кто шептался, кто хвалился обновкой или ещё чем. Дети играли в войнушку, пели что-то заунывное три девицы у колодца. Стучали двери, молотки, топали ноги. Город жил. Обычной провинциальной жизнью. А вот Даниса лежала в могиле. И страшно было подумать, что если болезнь у нее была заразная, Яр мог оказаться там же. Очень страшно.
На пороге нужного дома Азарина остановилась. Зачем она сюда пришла? Кому она тут нужна со своим беспокойством? Без нее люди добрые найдутся, помогут. Утешат, в доме приберут. Да и… Яр всегда был парень видный, на него и после свадьбы женщины заглядывались. И сейчас прибегут подолами перед глазами махать, дочку обхаживать. Дона Брит в этом доме чужая, не к чему ей сюда идти. Глупость это.
Но калитка-то нараспашку, окна темные, хоть и вечер, все горожане сейчас зажигают, кто свечи, кто лучину, кто лампу, а вот Яр не зажёг. Беда? Или ушел куда с дочуркой?
Азарина осторожно постучала в застекленное окно. Тишина. Нет окрика — ни злого, ни доброго. Может, все в порядке, и зря она душу себе выворачивает?
Стукнула громко. Так, что стекло задолжало. Ничего.
Уходи, чужая ты здесь.
Вот посмотрю, что все хорошо — и уйду.
Тоже пришла подолом махать?
Внутренний голос над ней смеялся, но Рина упрямо поджала губы, взбежала по крыльцу, толкнула входную дверь. И та отворилась, словно ждала ее.
Доны Жар не первые богачи в городе, но и живут небедно. Им дверь открытая — беда в дом. Воров-лихачей везде полно, и Подхолмье исключением не был.
— Дон Жар? Яромир? Ты дома?
В сенях было темно. В комнате тоже. Азарина не сразу рассмотрела мужскую фигуру, неподвижно сидящую за столом. Кузнец застыл, точно каменное изваяние. Голова поникшая, плечи согнуты, словно он кающийся преступник.