Цена его любви
Шрифт:
Я сам не знаю.
Но за ее дыхание я способен кожу сам с себя содрать.
— Морок, — набираю неизменного друга. — Тут у меня был гость. Правда, он уже не разговорчив.
— Я понял тебя. Скоро будем.
— И… Привези с собой взрывчатку, брат.
Я решил.
Да и был ли у меня на самом деле выбор?
Глава 71
На следующий день вся пресса орала о том, как бывшая любовница, а ныне жена Стаса Санникова вместе с сыном взорвалась в доме бывшего любовника,
Неизменным осталось только одно.
То, как мы смотрим друг на друга, не отрываясь.
И сердце разрывается от счастья.
И не нужно никаких слов.
Только я, она и наш сын.
Реальность, которая казалась невозможной.
Оставляя все прошлое там, за спиной. Позволяя догорать ему в тлеющих после взрыва остатках моего роскошного дома.
Глава 72
— Влаааааад! Мы так и будем жить на необитаемом острове?
Она лежит в моих руках. На моей горячей от солнца груди. Наш сын мирно спит в домике. Единственном прохладном на этом острове месте.
Я видел его. Тогда, когда он родился. Но оказавшись близко, просто онемел.
Долго всматривался в миниатюрные черточки. Чувствуя, что захлебываюсь. Как чуть ли не горлом идет крик и разрыв. Судорожно рванул на себя Дашу. Прижимая к себе. Зацеловывая. Всех слов на свете не хватит, чтобы передать это чувство таинства.
— Спасибо. Спасибо тебе.
Да. Я стоял перед ней на коленях. Покрывая поцелуями всю мою девочку. Мою женщину. Живот, руки, колени, пальчики ног. Всю. Насквозь.
И, блядь, то самое пекучее в глазах, таки прорвалось. Но я не стыжусь своих первых в жизни взрослых слез.
— Моя единственная. Моя родная. Вы мои родные…
Это осознание части себя меня накрыло с головой.
Даша пыталась вырвать из рук сына, но я отдал только на третьи сутки. Так и приходилось ей кормить на моих руках.
А я задыхался. Не веря, что это счастье мне не снится. Любимая, до боли любимая женщина и наш сын. Это пиздец, какое запределье. Крышу сносит намертво.
— Что, Дашааааа? Передумала жить с нищим туземцем и носить одну набедренную повязку?
Да. У меня на острове оооочень строгий дресскод.
И пока наш сын еще маленький и ничего не понимает, я не собираюсь его послаблять. Мне нравится срывать этот клочок одежды со своей женщины везде, где я захочу. Под пальмами. В каждом уголке нашего немаленького дома. Припирать к стене и наклонять, слушая, как возмущения о моей разнузданности переходят в сладкие стоны. А после она сама обвивает мои бедра ногами. И тогда я вбиваюсь в нее уже по-настоящему.
Правда, меня слегка смущает, что не один я пожираю Дашину грудь глазами. Сын в этом смысле ни хрена от меня не отстает. Маленький прожорливый конкурент.
Я
— Влааааад, — царапает мою шею, лениво разваливаясь на мне с ногами.
— Скоро и набедренных повязок не останется. Ты за три дня их разорвал штук сто на мне! Я скоро ходить не смогу от твоего напора!
— Я тебя пугаю, малыш?
Хохочу, переворачивая Дашу на спину. Нависаю над ней, захватывая губами уже заострившийся, как камушек сосок.
Сладкая моя. Какая же ты податливая. Какая чувственная. Блядь, я бы не выходил из тебя сутками напролет.
Раздвигаю пальцами ее складочки, преодолевая сопротивление тут же сжавшихся ног.
Пусть сопротивляется. Я — то чувствую, какая она уже там мокрая…
— Да… Пугаешь…
Черт, она покрывается румянцем, а у меня срывает крышу.
— И это правильно, — дергаю ноги в стороны.
Прижимаю пальцами клитор, ловя ее судорожный вдох.
Сладкая моя. Моя. Единственная навсегда. Навечно.
— Такова обычная жизнь дикарей, Дааааша, — толкаюсь в нее на полную мощность. Дурею от того, как ее складочки податливо раздвигаются, подчиняясь моей страсти. — Свою женщину я буду брать где хочу, — прикусываю ее сосок, чуть оттягивая его и тут же зацеловываю. — И когда хочу, — скольжу языком по губам, войдя на максимум, до основания и замирая, медленно двигаясь внутри нее по кругу. Растягивая и наслаждаясь мучительно сдерживаемым желанием двигаться быстро и яростно.
Мы можем себе позволить смаковать. Не спешить. Наслаждаться. У нас теперь не миг. У нас вся жизнь впереди.
— И ходить тебе совсем не обязательно, — начинаю толкаться. Медленно. Осторожно. Стиснув зубы. Кайфуя от ее недовольного, нетерпеливого стона. От пальцев, что уже зарылись мне в волосы. И ног, которые уже обвились вокруг моих ягодиц. Подталкивает пяточками. Комкает ногтями кожу на плечах. Нетерпеливая моя сладкая страстная девочка. Нееееет. Я растяну это сладкую пытку. Дождусь, ока ты будешь умолять…
— Я всю жизнь собираюсь носить тебя на руках, — ухмыляюсь в ее сладкие губы. — И забрасывать на плечо, если начнешь убегать, чтобы избежать своего супружеского долга. Хотя… Если залюбить тебя так, что не сможешь ходить, то и убегать не сможешь…
— Ты жестокий человек, Влад Северов, — стонет, извиваясь под моим телом. Сама насаживается на раскаленный от желания закостеневший и до одури дергающийся внутри нее член. — Очень жестокий!
— Я и не обещал тебе, что будет легко, — снова прижимаю пульсирующую горошинку клитора. Медленно вожу по кругу большим пальцем, сдавливая с обеих сторон.
— Пожалуйста, — Даша уже дергается подо мной. Спина выгибается, как натянутая струна. — Пожалуйста, Влад! Я больше не могу!
— Да, моя маленькая, — и сам больше не могу сдерживаться. Толкаюсь резко, со всей силы, ударяясь о ее тело мошонкой, вбиваюсь до искр из глаза, чувствуя, как она тут же начинает судорожно сжиматься.