Цена его любви
Шрифт:
Прогулки за руки по хрустящему снегу. Мороженное с ней и нашими детьми. Что все это будет. Что все возможно…
Прижимаюсь к ее лбу своим.
Вижу, как хочется ей закрыть глаза. Отдохнуть. Поспать. Отдышаться. Как судорожно она пытается их держать открытыми. Лишь бы не разорвать эту незримую нить, что тянется из сердца в сердцу. Лишь бы впитывать то, что плещется в моих глазах. Пропитаться этим насквозь. Припасть и напиться.
— Даша, — медленно, безумно нежно провожу по ее щеке рукой.
Она тут же ловит мою
— Все будет у нас, девочка. Я обещаю. Эта война… Она рано или поздно закончится. Не так быстро, как я рассчитывал. Но все же… Может, еще пару лет… Если… — судорожно сглатываю. — Если ты готова ждать…
— Я готова, Влад, — шепчет, снова надрывая мне сердце.
Разве бывает такая любовь? Такая преданность, верность в женщинах?
Простая ведь девочка.
Она с ума могла сойти от страха за себя и бежать прочь, без оглядки, наплевав на все чувства.
Или распробовать красивой жизни с Санниковым. Роскошь. Богатство. Дорогие шмотки, побрякушки и курорты. Безопасность и тепло. Исполнение любого ее желания, любого каприза по щелчку пальцев.
Но нет.
Она здесь. Со мной. С этом, блядь, подвале. И смотрит с такой любовью, с такой нежностью, что снова и снова сжимает мое сердце в своих маленьких, хрупких ладошках. Если б только знала, как сильно сжимает. Насколько я весь, без остатка, и навсегда принадлежу ей…
— Я буду ждать тебя сколько угодно, Влад. Сколько нужно. Хоть до самой старости. Ведь ты — моя жизнь…
Глава 66
Зарываюсь лицом в ее волосы.
Кто бы ждал?
Кому вместо роскоши нужны страх и проблемы?
Только она.
Только моя девочка способна так по-настоящему любить.
Не знаю, чем я заслужил такое блаженство. Такую награду после всего дерьма, которое навыгребал и сотворил в жизни сам. Не заслужил. Но, блядь, я ни за что не откажусь от этого!
Не смогу отказаться. Не смогу ведь отпустить. Как в тисках сжимаю руками хрупкое трепещущее тело.
Опомнившись, ослабляю хватку. Еще синяков наставлю моей девочке. Или, не дай Бог, ребра у нее треснут! Совсем мозги потерял, так сжимать!
— Я буду ждать, — проводит своей ручкой по моей щеке. И я ловлю. Судорожно покрываю ее ладонь поцелуями. — Всегда буду ждать тебя, Влад. Каждый рассвет и каждый закат, — знай. Я стою на пороге. Любого дома. Где бы я ни была. И жду. Жду, пока ты вернешься.
Блядь.
Разве можно так выворачивать сердце?
— Пора, Даша, — морщусь от одной мысли, что придется подняться. Отодвинуться. Перестать ощущать жар ее кожи и стук сердца под своей. — Пора…
Сжимаю челюсть так, что ее ломит. Нужно. Нужно оторваться. Отпустить. Нужно для того, чтобы однажды вернуться снова. Иначе нельзя!
— Влад…
Рывком поднимаюсь, чувствуя, как снова из меня вылетает сердце. Вместе со сгустком нервных окончаний. Оголенных проводов. Вылетает,
Отворачиваюсь к стене, чтобы смогла спокойно одеться.
Черт, кому я вру.
Лишний миг ее видеть, — и я ведь снова забуду обо всем на свете! Наброшусь! Сомкну в тесное кольцо рук, как в тиски. И не отпущу. Не отпущу ведь! Блядь, как же это трудно!
— Ходят слухи, что ты жив, — доносится в спину ее голос, оплетая, обволакивая негой. Бьет по каждому из нервных окончаний. Хуже пуль по спине.
— Я ведь потому и пришла сюда… Даже там, на курорте, мне рассказали. А, значит, об этом догадываются твои враги. Подозревают.
Еще сильнее сжимаю челюсти.
Не должна моя женщина о таком говорить. Знать такое и об этом думать!
Но с другой стороны, от ее заботы и тревоги в голосе, внутри проносится безумная волна. Шквал. Затапливает.
— Не переживай об этом, Даша. Я знаю. Сам пустил этот слух. Так надо.
Надо, девочка. Задолбались мы искать. Вырезать и отстреливаться. Слишком многие на место Грача встать захотели. Не только тот, кто игру эту начал. Слишком много шакалов. И когда Морок меня якобы пристрелил, эти псы как с цепи сорвались. Знают, многое сдержать мог только я. А теперь у них руки развязаны и наглость поперла из всех щелей их поганых.
Знают, что Лютый давно от дел отошел и не в курсе деталей и нашей реальности. Да и навык на пороховой бочке каждую секунду жить за времена спокойного бизнеса в Лондоне потерял.
Морок, как и он, тоже с хваткой бешенной. Но и он слишком долго прожил от всего этого вдалеке. А тут не просто хватку, тут держать за горло надо и знать, кому и на какие точки нажимать постоянно, чтобы власть не потерять.
Ведь те, кто сегодня, чувствую твою тяжелую стопу у себя на яйцах, пресмыкается, улыбаясь и лебезя в глаза, только вырвавшись, тебя же и загрызут.
Тигр человек пришлый. Он всю жизнь одиночкой был. Оторванным одиночкой. Никто к нему сунуться не решился бы. Этот Армагеддон на ровном месте способен устроить. Про него легенды ходят, что он костлявую за ноги ухватил. И что сделку с Дьяволом заключил. Ни хрена его не берет. Сколько раз сломать или уничтожить пытались. Этот, блядь, полстраны на хрен вырежет и еще один с пулеметом против той же полстраны пойдет.
Но только управлять — это совсем другое дело.
Держать в узде. Схемы просчитывать.
Тут одиночка не справится, да и натура у него не та.
Все дерьмо хлынуло. Враз. В одночасье.
Дан лютует, натура его прежняя прорывается наружу там, что многие тупо обтекают собственным дерьмом со страха. Но в расклад ему так просто не врубиться.
Мне пора бы воскреснуть. Пора бы скрутить все в крепкий кулак.
Но я знаю — единственный серьезный, настоящий противник — тот, кто Грача убил и Регину похитил. Тот, кто даже меня провести умудрился.