Цепь грифона
Шрифт:
– Я прошу вас, господа, не выпивайте, – красноречиво глядя на Новотроицына, попросила женщина. – Потерпите хотя бы до вечера. А впрочем, поступайте как знаете.
Чуть слышно шелестя складками свободного длинного платья, Нина Николаевна вышла из гостиной министерской дачи, ранее принадлежавшей министру двора графу Фридериксу и предоставленной Слащову для проживания в Ливадии. Широко известная в войсках как ординарец генерала юнкер Нечволодов, в последнее время Нина Николаевна всё чаще носила женское платье. Она точно приготовляла себя к другой, мирной, жизни, которой всеми силами сторонился её беспокойный муж, совсем недавно отказавшийся выехать за границу. «Правительство
– Вы заметили, господа, к нам совершенно перестали ходить украинские и татарские представители, – проводив взглядом жену, вдруг заметил Слащов.
– Посмотрели, посмотрели на наш бедлам, да и плюнули, – высказал своё мнение Новотроицын, – решили – лучше не связываться. С этими каши не сваришь! Да и что, господа, с нас с вами взять?
– Яков Александрович, я так понял, что ваши предложения и по украинскому, и по татарскому вопросу остались без ответа? – спросил Киленин.
– Точно так! Сами прочтёте, – кивнул генерал на конверт в руке Киленина, – мне и читать противно. А что касается ваших предложений, – говорил он, глядя в глаза Мирку-Суровцеву, – то, видите ли, будет создана комиссия по борьбе «со злоупотреблениями со стороны органов контрразведки».
Суровцев не был удивлён таким ответом Врангеля. Ещё при подготовке многих и многих документов с предложениями по Украине и Крыму он был уверен, что ни одному из них не будет дан надлежащий ход. И дело даже не в том, что Слащовым предполагалось высадить десанты на украинское побережье. И не только в том, что татарское население Крыма всемерно поддерживало действия «зелёных», которые уже не позволяли заготавливать в горах дрова.
Дело было в том, что верховное правительство Крыма увлечённо вело переговоры с французами о своей послевоенной судьбе. Он снял копии с переписки Слащова с французскими представителями в Севастополе. Переправил документы генералу Батюшину. Николай Степанович Батюшин со своей стороны пообещал добыть документированные сведения о переговорах Врангеля в Париже летом этого года.
Что касается контрразведки, то здесь, в Крыму, действительно творилось нечто невообразимое. По возне вокруг личности Слащова можно было судить о том, что происходило на более низких уровнях. Ещё с момента вступления генерала в должность командующего обороной Крыма контрразведка в лице полковника Астраханцева, ничуть не скрываясь и не стесняясь, установила за ним наблюдение.
Вместе с Астраханцевым приступил к исполнению обязанностей корпусного контрразведчика военный чиновник Шаров с целым штатом служащих, подчинявшийся сначала Астраханцеву, а затем некому полковнику Кирпичникову, который в свою очередь никому не подчинялся, кроме контрразведки Ставки. Далее следовали авантюрно-детективные повороты судеб этих контрразведчиков. С казёнными деньгами, предварительно обменяв их на валюту, бежал за границу Астраханцев.
При невыясненных обстоятельствах, замешанный в каких-то тёмных делах, какими-то тёмными же личностями был убит полковник Кирпичников. После противостояния со Слащовым за путаницу в расходовании средств и присвоение личных вещей одного казнённого полковника угодил под суд Шаров. И вот в течение месяца уже Слащов отбивался от военных следователей, которые, опираясь на показания этого Шарова, пытались привлечь его к суду «по делу о злоупотреблениях чинов 2-го армейского корпуса». Того самого корпуса, который в прошлом году под командой Слащова на четырнадцать месяцев оттянул разгром Белого движения на юге России.
Сейчас за зданием служебной дачи было установлено
– Господа, скажите по совести, – обратился к присутствующим Слащов, – есть ли у меня хоть малейшая возможность влиять на дальнейший ход событий?
– Я не могу назвать никого, кроме вас, кто ещё мог бы переменить ситуацию в армии и тылу, – ответил за всех генерал Киленин.
Было видно, что такой ответ не устраивал Слащова. Не удостоив своим вниманием Новотроицына, он упёрся тяжелым взглядом мутных зелёных глаз в Суровцева.
– Увольте, Яков Александрович, – ответно глядя в глаза собеседнику, отвечал Мирк-Суровцев. – Увольте от сомнительной чести говорить полководцу о тщетности его усилий.
– Извольте объяснить, – не отрывая взгляда, настаивал Слащов.
Сергей Георгиевич в который раз видел перед собой человека, собственноручно вынесшего смертные приговоры не одному десятку людей. Исследователи называли и называют до сих пор разные цифры. Сходятся лишь на том, что было таких приговоров более ста. Часто цитируемая цифра – сто восемь смертных приговоров, подписанных генералом. Думается, их было больше. Тяжёлый взгляд был у этого человека…
– Могу сказать только как контрразведчик, – взвешивая каждое слово, стал говорить Мирк-Суровцев. – И как контрразведчик я убеждён, что вопрос сдачи Крыма уже решён. Белое движение изначально строилось с учётом поддержки стран Антанты. Но за переворотами, за боями и переговорами наши вожди как-то быстро забыли, что и большевизм изначально получал средства из заграницы. Были и немецкие деньги, о которых много говорили в семнадцатом и восемнадцатом годах, но были и английские, и американские, и прочие. Да и немецкие – это не совсем немецкие средства. В конечном итоге хозяин кошелька один. И это, как говорят большевики: международный капитал. И ему теперь нужно собрать долги. С нас, как верно заметил Николай Павлович, взять нечего. А у большевиков в руках Россия. И мы сейчас превратились во всеобщую досадную помеху…
– Это ваше мнение? Или это мнение генерала Батюшина? – поинтересовался генерал Киленин.
Слащов тоже ждал ответа. И только Новотроицын не ожидал ничего другого, кроме того долгожданного момента, когда он отправится за пределы дачи в поисках спиртного.
– Генерал Батюшин не давал мне полномочий говорить от его имени. Но и я в свой черёд не претендую на первенство в прозрении, – ответил Сергей Георгиевич. – Вот скажите мне… Почему, по-вашему, союзники на вывезли ту часть золотого запаса, которая почти находилась у них в руках в декабре прошлого года? Почему позволили арестовать Александра Васильевича Колчака в Иркутске? Могли бы воспротивиться. Чехословацкий корпус был под рукой… Если они враги большевиков, почему в этом вопросе оказались большевистскими союзниками?
– А действительно, почему? – искренне спросил Слащов.
– Скажу вам больше… Союзники сделали вид, что не заметили и фактов мародёрства со стороны чехов. И сколько русского золота было вывезено в солдатских вещевых мешках чехов – мы теперь никогда не узнаем. Или вот ещё насущный вопрос. Что делает здесь, под вашими окнами, английская и французская контрразведка?
– Ваше превосходительство, Яков Александрович, – вмешался в разговор Новотроицын, – разрешите удалиться? У меня, право слово, сейчас мозги закипят.