Цепи его души

Эльденберт Марина

Эрик приподнял брови.

— И вовсе я не маленькая наивная девочка, которая верит всему, что ей говорят, — я вздернула нос и направилась к ближайшей лавочке, где продавали чудесные расписные пряники.

Эти пряники я безумно любила в детстве: мягкие, с начинкой из варенья, залитые густой разноцветной глазурью, они так и притягивали взгляд. И неизменно пользовались спросом у горожан, поэтому сейчас возле прилавка толпился народ.

— А говоришь, не маленькая девочка, — донеслось насмешливое из-за спины. — Хочешь

пряник?

— Нет! — я направилась к следующему лотку.

Краем глаза отметила, что Эрик отошел к соседнему, и хмыкнула.

Вот и ладно!

Вот и пусть себе идет.

У этого лотка было поспокойнее: на прилавке лежали невероятно красивые ручные зеркала. Каждое как произведение искусства, и я засмотрелась на них. Узорчатые рамки были выполнены так искусно, что мне захотелось коснуться ближайшего ко мне зеркальца. Коснуться выбитого орнамента, почувствовать его тяжесть в руке.

— Хотите посмотреть? — с улыбкой обратилась ко мне женщина за прилавком.

Пожилая, в теплой накидке и чуть растрепавшейся шали.

— Нет, я просто любуюсь…

— Полнейшая безвкусица, — донесся из-за моей спины голос.

Знакомый голос.

Я обернулась и встретилась взглядом с Линой.

Изумление, отразившееся на ее лице, словами было не передать. Равно как изумление на лицах Ричарда, ее будущего супруга, и графини Вудворд. Видимо, они были до глубины души поражены тому, что судьба продолжает сталкивать их с такой, как я, в самый неожиданный момент. Если к подобной встрече вообще можно подготовиться.

— Безвкусица — это открыто кричать о своих вкусах, когда тебя об этом не спрашивают, — заметила я.

Не знаю, что стало тому причиной: не то замешательство, промелькнувшее на лице продающей зеркала женщины, не то воспоминания о труппе маэлонских актеров, вынужденных покинуть страну. Как бы там ни было, меня затрясло, и затрясло основательно. Особенно когда Лина вздернула нос:

— И это мне говорит та, знакомство с которой любой порядочной мисс, не говоря уже о леди, может стоить репутации?

— Если знакомство с леди вроде тебя считать благом, то лично я лучше от него откажусь.

Лина ахнула, зато вперед шагнул Ричард.

— Да как женщина вроде вас смеет…

— Прежде чем вы скажете еще хоть слово, — из-за моей спины выступил Эрик. — Советую вам десять раз подумать.

— Вы мне угрожаете? — Ричард вскинул подбородок, раздувая ноздри.

— Что вы, я просто взываю к вашему благоразумию.

— Эвелина, виконт, идемте, — графиня королевским движением развернулась. — Они не стоят того, чтобы тратить на них время и мараться о разговоры с ними.

— Хорошо быть женщиной, правда? — поинтересовалась я, сложив руки на груди. — Можно бросаться грязными словами, не опасаясь, что за них придется отвечать.

— Что-о-о?! — обратно леди Вудворд повернулась уже совсем не по-королевски, лицо у нее вытянулось.

—

Вы меня прекрасно слышали, — хмыкнула я.

А потом оставила их за спиной.

— У вас чудесные зеркала, — сказала растерянной женщине. — Эрик, я хочу это. И еще, пожалуй, это. Мне под разные настроения.

— Какая наглость! — ахнула графиня.

— Эти, говоришь? — Эрик задумчиво оглядел мой выбор. — Как ты смотришь на то, чтобы взять еще вот эти?

— Тогда уже на каждый день недели по зеркалу.

— Хм… Почему бы и нет.

Через пять минут у нас было семь зеркал, а удивление женщины сменилось совсем другими чувствами, потому что глядя на нас, к ее лотку подтянулись еще несколько пар и молоденьких девушек со старшими спутницами. К счастью, когда Эрик подхватил сверток с упакованными зеркалами, Лины и ее сопровождения уже не было видно. К счастью, потому что я все еще кипела.

— Последний раз я видел тебя в такой ярости, когда мы уходили из театра… Хотя, пожалуй, нет. Даже тогда ты была спокойнее, — казалось, Эрик с трудом сдерживает смех.

— Тебе смешно? — я сложила руки на груди.

— Разумеется. Когда малышка Лотте рвется в бой…

— Отдайте зеркала, месье Эльгер.

— Зачем это?

— Затем, чтобы я могла без зазрения совести и вреда для них шмякнуть вас ридикюлем по голове.

Эрик вздохнул, но сверток перехватил покрепче.

— И эта девочка со страстью к драке укоряла меня за то, что я хочу ее выпороть.

— У меня нет страсти к драке!

— А кто, выражаясь твоими словами, шмякнул меня книгой по голове?

— С тобой бесполезно спорить!

— Спор — вообще занятие бесполезное, — он усмехнулся. — Пойдем-ка лучше в одно уютное место…

— Зачем это? — повторила его слова.

— Затем, что у тебя нос красный, — он коснулся затянутыми в перчатку пальцами кончика моего носа. — А я не хочу, чтобы он пострадал.

Я сложила руки на груди и вздернула нос.

— Все равно я на тебя сержусь!

— Сердись, сколько тебе угодно Шарлотта, — в его интонации все-таки ворвался смех. — Разве я могу тебе это запретить?

Ну вот и как, как с ним разговаривать после такого?

Сверток он мне так и не отдал, зато предложил руку.

— И что же это за уютное место? — спросила, чтобы сдвинуть разговор с точки про сердитую меня.

— Узнаешь.

Мы пересекли площадь Витэйра и едва свернули за угол на ближайшей улице, когда Эрик указал мне на витрину.

— А вот и оно.

Уютным местом оказалась небольшая пекарня, от которой шел такой запах, что мне немедленно захотелось есть. Даже несмотря на то, что с завтрака прошло не так много времени, а я привыкла обходиться без обеда, сейчас у меня просто голова закружилась. Эту самую голову я и подняла, чтобы рассмотреть вывеску: аппетитный рогалик цеплялся за ручку чашки, над которой шел пар.