Церера
Шрифт:
Облегчение и радость захлестнули меня. Все мои усилия окупились. Я была готова к настоящим исследованиям на Церере.
— Спасибо, — сказала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы облегчения.
Я действительно это сделала…
— Я знаю, — ответил он, положив руку мне на плечо. — Ты будешь отличным исследователем, Юлия. Добро пожаловать в команду. И… насчёт твоего вознаграждения…
Я замерла, услышав эту фразу.
— Через два дня у меня доставка на базу профессора Сильвы, — он скинул мне на коммуникатор координаты и время. — Встретимся тут, если не передумаешь, — он
От его голоса и тона по моему телу пробежали сладкие мурашки, заставив почувствовать тяжесть внизу живота.
Глава 9
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Мы с Марком погрузились в разбор бумаг и вещей родителей, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, объяснение случившемуся. Это было одновременно мучительно и необходимо — каждая страница, каждый предмет хранили память о них, бередили свежую рану утраты. Но мы не могли позволить себе сломаться, поддаться горю. Слишком многое стояло на кону.
Но сколько мы ни старались, ничего нового найти не удавалось. Наконец, всё было разобрано, упаковано и прочитано на несколько раз. Родительские документы были аккуратно разложены в контейнеры и готовы к отправке в метрополию. Купол стал пустым и одиноким.
Внезапно я осознала, что если я не смогу защитить диплом и продолжить научную карьеру, я могу вообще никогда сюда больше не вернуться… Когда моя летняя практика закончится, я покину это место и сюда войдёт кто-то другой.
Откуда-то пришла противная предательская мысль, что, может быть оно и к лучшему. Зачем возвращаться туда, где столько болезненных воспоминаний? Быть может, плюнуть на научную карьеру и пойти в преподаватели? На Церере свет клином не сошёлся…
В памяти всплыл образ мамы, склонившейся над микроскопом. Ее глаза сияли от восторга, когда она говорила о красоте и сложности микромира. Я всегда мечтала стать такой же — увлеченной и бесстрашной в поисках истины. Но хватит ли у меня сил продолжить без родительской поддержки?
Брат, который до этого проверял логи по какой-то особой схеме рейнджеров, услышал странные звуки, нашёл меня хлюпающей носом над контейнерами и обнял:
— Ну ты чего опять?
Я спросила его, что будет, если я решу изменить карьеру.
— Да ничего, — Марк пожал плечами, и его эмоции подтвердили, что это его правда не волнует: — Перекантуешься в универе пару лет, защитишься на магистра какого-нибудь, денег я подкину если надо, а потом у меня закончится контракт. Я тут думаю организовать частное поисковое предприятие, возьму тебя к себе. Ты умная, будешь всех мозгами давить.
— А ты?
— А я буду командовать, — самодовольно сказал Марк и заржал над выражением моего лица.
Его беззлобный хохот здорово поднял мне настроение. И в самом деле, почему бы нет? Я вообще раньше никогда о таком не думала. Просто надо взять себя в руки. Я ведь и правда могу всё изменить.
Я дала себе зарок, если я смогу найти ту «стрекозу», погубившую моих
В эти дни мой коммуникатор не умолкал — коллеги и знакомые слали сообщения с соболезнованиями и предложениями помощи. Среди них было и несколько посланий от Виктора. Он интересовался моим самочувствием, уверял, что как куратор всегда готов меня поддержать, спрашивал не нужна ли помощь.
«Тебя навестить? — писал он. — Я бы составил тебе компанию, поддержал, помог бы развеяться».
Я вполне поняла его намёк, и меня передёрнуло. Прямо сейчас, практически сразу после всего, лезть мне в трусы…
Я выдохнула пару раз. Быть может он предлагает мне это, чтобы правда меня отвлечь. Возможно, кому-то бы действительно помог бы горячий секс в такой ситуации, но всё моё естество протестовало при одной мысли о руках Виктора. Если бы он коснулся меня прямо сейчас, меня бы вырвало.
Коммуникатор снова пиликнул:
«Я скучаю по тебе. Мы ведь так и не поговорили толком после… всего. Я надеялся, что мы сможем утешить друг друга, но я готов ждать. Ты же знаешь, как много ты для меня значишь.»
Было очень тяжело придумать, как ответить на это, чтобы не брать на себя лишних обязательств.
«Спасибо, Виктор, я это очень ценю…» — напечатали мои пальцы чистую ложь.
Мне стало немного легче.
Я вежливо ответила, что мне нужно еще немного времени, родительские вещи почти собраны, а я начинаю работать над своим дипломом.
«Удачи, — написал Виктор. — Обращайся в любое время. Я тут ради тебя.»
В участии куратора сквозило что-то фальшивое, неискреннее, пропитанное скрытым умыслом. Разговор с Виктором оставил неприятный осадок, будто я прикоснулась к чему-то холодному и склизкому. Или это просто мое горе искажало восприятие? Я уже не знала, чему верить. Неужели я реально сошла с ума и обвиняю невиновного?
Поделившись своими сомнениями с Марком, я встретила полную поддержку.
— Просто забей. Если не можешь торопиться, так и не торопись, — сказал брат. — Почему этот хрен вообще так на тебя давит? Уж больно он настойчив в своей «заботе». Он твой хахаль что ли? — брат сначала фыркнул, а потом увидел, что я краснею до ушей, выдал длинное: — Та-аак.
Он воздел было палец и открыл рот, чтобы прочитать мне нотацию, потом закрыл рот, потом поиграл желваками и выдохнул. Всё это сопровождалось бурей полыхающих эмоций, а потом — оп — и выключилось. Марк положил мне руку на плечо и серьёзно сказал:
— Просто предохраняйся, хорошо?
Я кивнула, чувствуя, как краска заливает щеки. Почему-то мысль о том, что брат узнал об этом, вызывала острое чувство неловкости.
— А если надо будет ему укоротить яйки, только скажи, — очень тяжёлым тоном сказал он и оставил меня наедине с перепиской с куратором.
Виктор, который как будто почувствовал, что о нём речь, прислал мне очередное письмо. Он напоминал, что у меня забронирована лаборатория в кураторском корпусе через два дня. Там была настоящая серьёзная стационарная лаборатория с большими вычислительными машинами и очень хорошими микроскопами, а не маленькая, как в куполе, которая годилась только для базовых операций и подготовки препаратов.