Чалдоны

Горбунов Анатолий Константинович

Медведушка лихо сдвинул фуражку набекрень, озорно подмигнул внучке:

— Давно надо было от них таким Макаром спасаться. Дружба дружбой, а табачок врозь. Кого обловить захотели, меня — волка морского! Еще не родился тот герой…

— Родился, — встала поперек Лизавета.

— Кто?! — Дед аж привстал со стульчика от изумления.

— Я! — хитро щурясь, заявила внучка. — Привяжи крючочек и сам увидишь.

— Ишь ты, как тонко подвела, — усмехнулся Медведушка. — Ладно, на будущий год привяжу. Посмотрим, кто кого обловит.

После недолгого затишья опять начала брать плотва, притом крупнее, чем прежде. На радость старому рыбаку китайцы

тоже замахали удочками — пусть себе ловят и не мешают соседям.

— Я же говорила, рыбки снова поймаются! Они даже подросли! — торжествует Лизавета: солнечные струйки волос текут по счастливому личику, небесные глазенки сияют.

Как зорко ни следил Медведушка за бойкой девчуркой, умудрилась все-таки отпустить несколько рыбок погулять и подрасти. Синее море благодарно лыбится маленькому человечку, нежно целует детские ручонки, собирающие золотые копеечки — чешую от лещей, рассыпанную вокруг садка. Лизавета аккуратно складывает их на листочек подорожника. Завтра, если дед не привяжет крючочек, она не будет ждать будущего года, а пойдет в магазин и купит…

— Отгадай загадку, — окликнул Медведушка. — Таня, Маня, Лизавета плавали на лодочке. Таня, Маня утонули. Кто остался в лодочке?

— Лизавета…

— Получай за это! — протянул ириску дед. Себя тоже угостить не забыл.

С интересом разглядывая на фантике Буратино с золотым ключиком, Лизавета рассудила по-хозяйски:

— Половинку скушаю, а остальное на потом приберегу.

— Прячь подальше, иначе съем, — честно предупредил Медведушка, со своей он уже расправился.

— Воровать нельзя, зубки выпадут, — припугнула находчивая девчурка и отправила ириску целиком в рот.

Солнце к зениту — время к обеду. Вода, кажется, дымится от зноя. Плотва клюет все хуже и хуже. В прибрежном разнотравье без устали стучат молоточками трудолюбивые кузнечики, куют на будущие дни бездождье. Замерли на розовых трубчатых ножках в ожидании ветерка прозрачные шарики переспевших одуванчиков. Август пропитан запахом гари, это лесные пожары справляют праздник смерти, водят огненные хороводы вокруг огромного города. С тревожным свистом низко над синим морем проносятся в поисках пристанища и корма грустные стайки клестиков. Некуда им деться: из века в век коротают они свирепые зимушки среди хвойных хребтов и угрюмых сугробов.

— Жгут Сибирь… — Медведушка с жалостью посмотрел на беспечно игравшую золотыми копеечками внучку. Пылает отчая земля — выродились защитнички, осталась одна Лизавета с прутиком.

Развалившись среди битого стекла и объедков, хлебают пиво, обкуриваются «травкой» и сквернословят, равнодушные к своей судьбе живые трупы. Лежбище горожан пышет утробным смрадом. В мутном мареве, как шприц наркомана, торчит телевизионная вышка.

Медведушка не заметил, как и задремал под мрачные раздумья. Пригрезилась ему мерзкая картина. Будто он, молодой-молодой, сидит в родительской избе, пьет чай за скобленным до желтизны столом. Окна и двери распахнуты. Свежо! Тут откуда ни возьмись, врываются черным клубком в избу навозные мухи, да не простые, а говорящие. Вьются, гадят, митингуют: «Долой мухобойки — оружие массового поражения! Да здравствуют свалки!» И под шумок откладывают-откладывают опарышей в горшки, чугунки и разные там корыта. Опарыши — отборные, самый раз лещей на таких ловить! Нагреб их Медведушка совковой лопатой полную бочку, а сверху мелкой металлической сеткой запечатал, чтобы по белому свету не расползлись. Такой визг навозные мухи подняли, хоть уши паклей

затыкай: «Свободу жертвам рыбоедов! Смерть бритоголовым!» С макушки до пят Медведушку обмарали. Не стерпел, выхватил из-за голенища припрятанную на всякий случай дареную мухобойку и пошел шлепать…

Очнулся: внучка около хлопочет, гладит ладошечкой по бритой голове:

— Горюшко мое, ты же со стульчика чуть не брякнулся. На, выпей морсика…

Надела на него фуражку и взабродку вытащили из воды упавшую удочку.

— Довоевался, герой, — рассердился на себя Медведушка. — Однако пора домой собираться. — По лицу скользнула тень печали: вдруг родители устроили Лизавету в детский сад и вечером заберут к себе? Перед глазами свистокрылым стрижом промелькнуло счастливое лето, проведенное с внучкой на рыбалке. Доживет ли до следующего? Если доживет, обязательно привяжет Лизавете самый лучший крючочек. И, дружески глянув на маячивших недалечко китайцев, озорно подумал: «А мухобойка-то хоть и во сне, но пригодилась…»

Набежавший сиверок покачнул раскаленный зноем певучий колокол неба. Тревожный гул поплыл над синим морем и превратился вдали в сияющее облачко.

— Парус, парус! — обрадовалась Лизавета, тыча пальчиком в сияющее облачко. — Белеет парус одинокий в тумане море голубом, что ищет он в стране далекой, что кинул он в краю родном… — Повернулась к Медведушке: — Деда, знаешь, кто ты? Парус одинокий! А я — твой ветер…

СНЕГИРИ

Рассказ

Живет Гоша на лесном кордоне, далеко-далеко от села. Отец — егерь: за диким зверьем присматривает. Мать по хозяйству хлопочет.

Нет у мальчонки ни братика, ни сестрицы, но ему все одно не скучно. Весной — ручейки отводил из ограды, за бурундуками наблюдал, летом — сено с отцом косил, хитрых гольянов в речке удил, осенью — шиповник и бруснику с матерью собирал, за поздними стрекозами гонялся, а вот зима пришла — лайку Найду, кота Ваську кормит, на салазках с горки катается и книжки с цветными картинками листает. Особенно ему нравится книжка, где алые-преалые яблочки нарисованы.

— Мама, яблочки растут в тайге? — спросил однажды Гоша.

— Что ты, сынок! Они в теплых краях наливаются, — ответила мать.

Не поверил. Если рябина в тайге есть, то и яблочки должны быть. Вот вырастет он большим-пребольшим и обязательно найдет их!

Катался раз Гоша с горки. Катался, катался — и вдруг встал, как вкопанный, глазенки выпучил: на голой березе два алых-преалых яблочка выросло?! Бросил салазки и кинулся к березе. Высоко висят, рукой не достать. Хотел было влезть на березу, не смог — ствол гладкий, за ветки даже с подпрыгом не ухватишься. Что делать? Может, по стволу постучать, яблочки и упадут? Так отец осенью шишки за огородом бил: ударит по кедру деревянным колотом-молотком, они градом сыплются на мох.

Нашел смекалистый Гоша палку-скалку, стук по березе — яблочки сорвались с ветки и полетели… в небо. Мальчонка от удивления рот разинул: вроде бы вниз яблочки должны упасть, а они вверх полетели?!

Пришел Гоша домой расстроенный.

Мать ласково спрашивает:

— Что, Гошенька, такой печальный?

— На березе два алых-преалых яблочка выросло, — отвечает. — Хотел их сбить палкой-скалкой, а они улетели в небо.

Улыбнулась мать, погладила сыночка по голове:

— Не кручинься, Бог даст, новые нальются. Раздевайся, ешь да спать ложись. Утро вечера мудренее. Умаялся, поди-ка, с горки кататься?