Чародей лжи
Шрифт:
Попутно им нужно было управляться и с собственно бухгалтерской работой своей фирмы. «У нас были клиенты средние, мелкие – частные клиенты, – вспоминал Бинс. – Некоторые были “с приветом”, прямо скажем. Опять же, как говаривал Сол Альперн, нормальный человек в бизнес не пойдет, он просто устроится на службу».
Бинс и Авеллино и сами были «с приветом», вроде колоритных персонажей рассказов Деймона Раньона, перемещенных в реальную жизнь. У Фрэнка Авеллино была курьезная привычка говорить о себе в третьем лице, называя себя полным именем. Когда он давал показания и его спросили, получало ли партнерство банковские ссуды, Авеллино ответил: «Ну что вам сказать? Однажды Майкл Бинс и Фрэнк Авеллино взяли в банке, в Chemical Bank,
Почему же они так поступили? «Не люблю я раскрывать финансовую отчетность, нечего им совать везде свой нос… Я парень скрытный, как и Майкл, кстати сказать… Это не их собачье дело, называя вещи своими именами, и, вообще, не очень-то нам нужны были их деньги».
Всех, кто посылал им деньги, Авеллино и Бинс называли не инвесторами, а «кредиторами». Они упорно повторяли, что клиенты одалживали им деньги для финансирования инвестиционной деятельности бухгалтерской фирмы. Фирма, со своей стороны, обещала выплачивать этим частным кредиторам поквартальный процент, и выплачивала – из прибылей, заработанных на инвестициях у Мэдоффа. Они с такой настойчивостью, снова и снова, излагали эту версию, что невольно закрадывается мысль: они со своим прибыльным бизнесом рассчитывали вписаться в законодательную лазейку, именовавшуюся «векселя на предъявителя», которые не требуется представлять регулирующим финансовым органам.
Позже в ответ на вопрос, откуда у партнеров-бухгалтеров взялась уверенность, что они смогут выплачивать обещанный процент этой все расширяющейся вселенной «кредиторов», Авеллино пояснил: «У Майкла Бинса и Фрэнка Авеллино были собственные активы, которые, как мы всегда знали, в любой момент могли быть востребованы, потому что по этим займам мы несли персональную ответственность».
Несмотря на столь нестандартные схемы, целая армия инвесторов уверовала в то, что наконец-то нашлось приемлемое решение мучительной для них инвестиционной дилеммы. Заехав далеко за пределы регулируемой Уолл-стрит, они, как непослушные юнцы, раскинули лагерь в неведомом краю, где не было ни писаных правил, ни надзора строгих взрослых. При этом сами-то они считали, что нашли надежный берег: ведь им обещан стабильный доход и никто не просит идти на жертвы, связанные с высокими, вздутыми инфляцией прибылями от рискованных инвестиций. Страшно заблуждаясь относительно принимаемых на себя рисков, они были счастливы, что Avellino & Bienes милостиво позволили им инвестировать, или ссудить , свои личные деньги для финансирования деятельности Мэдоффа.
В результате множество неглупых, но легковерных инвесторов потянулись к Мэдоффу по опасной дорожке через ничейную, с точки зрения контроля, территорию. И очень многих на этот путь вольно или невольно подтолкнули их партнеры по бизнесу, их доверенные бухгалтеры.
4. Большая четверка
Компьютерные технологии, пустившие корни на Уолл-стрит в 1970-х годах, позволили миру повнимательнее приглядеться к чародеям фондового рынка, умеющим в нужное время выбрать нужные акции, к тем, кто в минувшее десятилетие завладел вниманием общества простых смертных. К несчастью для чародейской братии, аналитики обнаружили, что портфель ценных бумаг, искусно сформированный хваленым гением, обычно не более эффективен, чем портфель, сформированный наугад.
Губительно-обольстительная идея, будто существует гений, которому ведомо тайное знание, как выбирать нужные бумаги в нужный момент и изумлять рынок двух– или трехзначными процентами, и так из года в год, без поражений и потерь, – это не более чем идея-феникс, живучая, но глупая мечта, способная возрождаться в более или менее неизменном виде, как феникс из пепла, после каждого финансового кризиса.
Вечный зов этой мечты околдовал и богатого инвестора
К концу 1960-х годов Чейз, благовоспитанный солидный господин, продал семейный бизнес по производству трикотажных изделий на Восточном побережье и удалился на покой. До переезда в окрестности Лос-Анджелеса, примерно в 1970 году, он жил в Сэндс-Пойнт на Лонг-Айленде со своей весьма эффектной женой Памелой (одна статья в New York Times той поры отмечает ее цветущий вид и аккуратно уложенные светлые волосы) и тремя детьми. Памела Чейз – дочь бродвейского драматурга и, ко времени переезда семьи на Запад, сама подающий надежды драматург.
Еще до переезда Чейз познакомился с Берни Мэдоффом через Марти Джоэла, брокера на вольных хлебах, который делил с Мэдоффом офис в доме 39 на Бродвее и был клиентом бухгалтерской фирмы Сола Альперна. Чейз и Джоэл были однокурсниками в Сиракьюсском университете и с тех пор оставались друзьями. Мэдоффы общались с Джоэлами и, естественно, познакомились с Чейзами. Чейз был впечатлен прибылями Мэдоффа от арбитражного трейдинга и решил вложить в арбитраж часть своих денег. Вскоре он тоже стал зарабатывать.
Знакомство Стена Чейза и Берни Мэдоффа длилось почти сорок лет. Мэдоффу были доверены трастовые фонды троих детей Чейза и других членов семьи. Со временем у Чейза появилось более четырех десятков инвестиционных счетов у Мэдоффа, включая счета, которые он открыл для своего благотворительного фонда. На основании нескольких документированных следов представляется вероятным, что Чейз познакомился и с близким окружением Мэдоффа, в том числе с его тестем Солом Альперном.
Чейз был не просто частным инвестором Мэдоффа, одним из многих, и он не просто открыл у Мэдоффа счет и поместил на него деньги, собранные у других, как Авеллино и Бинс. Начиная с 1970 года, Чейз учредил три партнерские компании, которые стали мобилизовывать средства многих и многих людей и размещать их у Мэдоффа. Тем самым Чейз явился предтечей сотен предпринимателей, которые создавали и расширяли частные фонды единственно для того, чтобы на блюдечке доставлять Мэдоффу чужие деньги.
Чейз основал первый такой инвестиционный фидер-фонд. Фидер-фонд – это вспомогательный обслуживающий фонд, который привлекает средства инвесторов и вкладывает их в один или несколько других фондов. После 1990 года подобные «донорские» фонды, собиравшие деньги, чтобы доверить их Мэдоффу, будут плодиться как кролики. А началось все с первой компании Стенли Чейза.
Она называлась Lambeth Company и открылась в 1970 году. За ней в 1973 году последовала Brighton Company и в 1975 году – Popham Company. Чейз брал плату с инвесторов за управление тремя этими первыми фондами, очень похожими на неформальные взаимные фонды, хотя и не зарегистрированные в Комиссии по ценным бумагам и биржам; регистрировать их Чейз, по словам знавших его людей, не считал нужным – подумаешь, всего-то несколько десятков прямых инвесторов. По тем же соображениям он не счел нужным регистрироваться в Комиссии и в качестве консультанта неформальных инвесторов.
Большинство клиентов Чейза попали к нему по устной рекомендации либо из творческих кругов Голливуда, где вращалась его жена, либо через бухгалтерскую фирму, чьими услугами он пользовался. И несмотря на то, что Чейз со всеми своими инвестиционными счетами не был даже зарегистрирован и оставался вне зоны регулирования, он и его клиенты свято верили, что все будет прекрасно.
Все три компании Чейза дополнительно принимали деньги от так называемых субфондов, других компаний (тоже не зарегистрированных в Комиссии по ценным бумагам), которые собирали средства и платили комиссионные за услуги головным компаниям. Все деньги, собранные напрямую через собственные компании либо косвенным образом, через субфонды, стекались к Мэдоффу.