Чародей поневоле (сборник)
Шрифт:
Гвен заметила, что Род смотрит на «игрушку» сына брезгливо, и торопливо утешила его:
— Не волнуйся, господин мой. Это всего лишь ведьмин мох, и он с ним играет.
— О!
Род очень хорошо был знаком с этим растением — разновидностью грибка, способного отвечать на мысли проективных телепатов. У Рода было сильное подозрение, что именно благодаря этому мху в Грамерае расплодились эльфы, оборотни и другие сверхъестественные существа.
— И когда же он начал играть с…
Он умолк, потому что шарик в ручонках Магнуса начал менять форму, и малыш в изумлении уставился на него.
— Что он делает? — прошептала Гвен.
— Даже страшно предполагать.
Но с болезненной уверенностью Род осознавал, что именно ему предстоит увидеть.
И он оказался прав. Комок мха завершил метаморфозу, обзавелся жутковатым на вид боевым топориком, раскрыл прорезь рта, оскалился клыками, сделавшими бы честь саблезубому тигру. Поросячьи глазки кровожадно заалели, и маленькое чудище полезло вверх по ручонке Магнуса.
Малыш взвизгнул и в страхе отбросил от себя чудовище так далеко, как только смог. Зверочеловечек упал на палубу, сплющился с одного бока, но тут же принял прежнюю форму и поковылял по палубе, высматривая, на кого бы напасть.
Магнус прижался головкой к груди матери и горько расплакался.
— Не плачь, мой маленький, он ушел, ушел,— стала приговаривать Гвен,— сейчас его не будет…— Она устремила на человечка гневный взор из-под прищуренных век.
Человечек сделал еще один шажок, и его нога превратилась в мох.
— Это зверочеловек, — прошептал Род.— Жуткая пародия на неандертальца!
Еще шажок — и вот вместо зверочеловека по палубе покатился шарик ведьмина мха.
— Но ведь наш малыш не видел ни одного сражения! — воскликнул Род.— Как же так могло…
— Господин мой,— проговорила Гвен сквозь стиснутые зубы,— он не примет прежних очертаний, пока я не позволю ему, но со мной борется чей-то разум.
— Тогда избавься от него, да поскорее! Вдруг он найдет еще такого же и станет настоящим!
— Хорошо,— кивнула Гвен.
Ведьмин мох превратился в гладкий блестящий мячик, взлетел над палубой и помчался вдаль, к линии горизонта.
Гвен посмотрела на Магнуса:
— Ну, вот и все, сыночек! Ты ни в чем не виноват, это кто-то злой и бессердечный сотворил такое из твоего мячика, чтобы напугать маленького! — Она устремила на Рода яростный взгляд.— Кто бы только мог учинить такое?!
— Не знаю, но выясню,— кивнул Род. Он и сам был вне себя от возмущения. Он быстро обвел взглядом палубу, поднял взгляд к верхним реям — не притаился ли там кто, но на палубе оказалось всего двое моряков, и никто из них не смотрел в их сторону.
А брат Чильде продолжал что-то усердно кропать в своем манускрипте.
Род уставился на монаха. Нет. Не может быть.
Но…
Род осторожно, на цыпочках приблизился к брату Чильде, вытянул шею и заглянул через плечо монаха в летопись.
«Огромны были они, и руки их свисали до колен, а клыки их достигали подбородков. Очи их являли собою алые вместилища злобы и более подходили бы свинье, нежели человеку, а головы их были сродни шарам, но были
— Ты сам не знаешь, о чем просишь меня! — воскликнул Пак.— Я всегда был создан для битв, Род Гэллоугласс! Разве ты в силах вообразить, сколько мелких пакостей можно сотворить, когда люди сражаются?
— Безмерное число,— угрюмо отозвался Род.— Послушай, я понимаю, как это нелегко — отказаться от участия в бою, но ты должен подумать о благе всего Грамерая, а не только о том, чтобы развлечься самолично.
— Почему это я должен? Кто это сказал? — вопросил эльф, недовольно ухмыльнувшись.
— Я,— сказал Бром О'Берин, а Пак только взглянул на своего повелителя и втянул голову в плечи.
— Что ж, ничего не поделаешь,— горько вздохнул он.— Но почему же именно я? Неужто больше никому из эльфов не по силам такое простое дело?
— Никому,— с непоколебимой уверенностью заявил Род,— Но тебе оно только кажется простым. Да, пожалуй, еще несколько эльфов и справились бы с этим делом, но в тебе я уверен — только в тебе.
Пак просто раздулся от гордости.
— Да, ты единственный,— продолжал гнуть свою линию Род,— у кого хватит воображения и смекалки, чтобы все сделать как надо.
— И ты сделаешь это,— сурово добавил Бром,— а иначе по окончании битвы ответишь за все, хобгоблин.
— Да сделаю, ладно уж, чего там,— вздохнул Пак, но было видно, что он гордится собой.— И все равно, Чародей, не возьму я в толк, почему надо, чтобы рядом с этим монахом кто-то торчал и рассказывал ему про все, что творится у него перед носом. У него ведь как-никак тоже глаза имеются!
— Но ведь именно об этом тебе в первую очередь и нужно будет позаботиться! Нужно как-то добиться того, чтобы он ничего не видел вплоть до окончания боя. Только не вздумай лишить его зрения насовсем! — предупредил Род, заметив, как загорелись глазки Пака.
— Ладно уж,— снова вздохнул эльф.— Будь по-вашему. Ослепим его на часок-другой. Но зачем это нужно — чтобы я рассказывал ему про все, что будет происходить?
— Совсем наоборот,— возразил Род.— Ты должен будешь рассказывать ему о том, что происходить не будет.
— Как это? — удивился Пак.— Не ослышался ли я, часом? Как же я должен буду говорить: «Нет-нет, возвеселись и возрадуйся! Дождь не льет, и луна не светит. Воины не братаются со зверолюдьми и не пожимают им руки и твердо стоят на позициях, не сдают ни пяди»? Так, что ли? Это же чушь несусветная!
— Я не совсем это имел в виду, честно говоря.— Род сдержал улыбку,— Не стоит употреблять так много отрицаний, Пак. Лучше вот так: «Наши храбрые, героические воины наступают, а злобная свора зверолюдей бредет им навстречу, одержимая жаждой крови. Они встречаются взглядами с нашими воинами, и наши славные воины замирают, скованные Оком Зла! Но наши искусные колдуны и ведьмы освобождают их от злых чар, и тут скачет лорд Великий Чародей — сверкающий рыцарь на огромном скакуне цвета ночи, и громким кличем посылает воинов вперед, на врага! Вдохновленные его призывом воины с новой силой обрушиваются на зверолюдей, испуская гневные крики!» Вот примерно так.