Чародейский рок. Чародей и сын
Шрифт:
— Что ты тут делаешь, отец?
Род вздрогнул, повернул голову и разыграл удивление.
— Господи! Магнус! А ты что тут делаешь?
— Хотел бы я тебя спросить о том же самом. Собственно, я уже спросил.
Род раздраженно пожал плечами.
— Понимаю, это странно, но я решил вернуться в Всальдебинде — ту самую набожную премерзкую деревеньку, где мы побывали вчера.
— Неужели ты собрался свергнуть тамошних церковников?
— Мысль неплохая, — согласился Род, — но я насчет этого пока не решил. А почему ты так испугался? Думаешь, для крестьян это будет не лучший вариант?
Магнус немного помолчал,
— Разве не им самим решать, хорошо это будет или плохо?
— Верно. Им и только им — если у них будет такая возможность. Но у меня сложилось такое впечатление, что нынешний епископ держит крестьян в таких ежовых рукавицах, что они не избавились бы от него, даже если бы пожелали.
— Нет, — нахмурившись, возразил Магнус. — Он принадлежит Церкви и наверняка не станет действовать с позиции силы.
— Гм–м–м, — протянул Род, опустил голову, потер подбородок. — Ты слышал о Крестовых Походах? О войнах времен Реформации? О рыцарях–тамплиерах? — Не дав Магнусу ответить, он продолжал: — Что же до того, что этот человек принадлежит Церкви… Честно говоря, не очень мне в это верится. Ты обратил внимание на его облачение? Митра такая огромная, почти карикатурная — и при этом ни ризы, ни сутаны.
— Верно. Он был в балахоне, какой мог бы носить любой аристократ. Но какое это имеет значение?
— Настоящий епископ по идее должен был бы придерживаться строгих традиций. А мы с тобой прекрасно знаем, что в Грамерае никогда не было епископа. Здесь есть только монастырская братия — она и заполняет нишу здешней духовной жизни.
Магнус сдвинул брови, задумался.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что здесь мы имеем дело с типичным образчиком религии по типу «сделай сам», с культом, насаждаемым неким циником, который жаждет личной власти. Да, верно, он основал этот культ на фундаменте католической веры — потому что никакой другой не знает, но при этом внес в культ изменения, которые гарантировали бы его власть. Ну а в том, чего он не помнит из догматов, он попросту импровизирует.
— Тебе кажется, что этот епископ на самом деле правит деревней?
— Да. Что само по себе довольно смешно. Он называет себя епископом при том, что ему подчиняется один–единственный жалкий приход. Так что, сынок, тут мы видим яркий пример теократии. — Род посмотрел на Магнуса. — Не хочешь наведаться туда со мной и точно выяснить, так это или нет? Или ты боишься разрушить свои предубеждения?
Магнус ответил отцу холодным взглядом.
— Я поеду с тобой, если ты дашь мне слово не пытаться свергнуть ту власть, которую люди сами для себя выбрали.
— Договорились — при условии, что они по–прежнему желают этой власти. В конце концов ты можешь быть прав: это несимпатичное маленькое правительство вполне может представлять несимпатичный маленький народец.
Выехав из леса, Род и Магнус услышали пение хора — судя по всему, любительского. Род посмотрел на стоящую на пригорке церковь.
— Не нравится мне твой взгляд, — заметил Магнус. — Ты явно задумал что–то неладное.
— Почему «неладное»? Вовсе нет. В том смысле, что я-то — добропорядочный католик, верно?
Магнус собрался было ответить, но Род его опередил:
— Ладно, забудем об употребленном мной прилагательном. Но все же я видел и слышал достаточно месс, чтобы знать, какими они должны быть — в особенности с тех пор, как ты подрос и стал ходить в церковь. Вот я и задумался — та ли это литургия или нет.
— Разве месса не везде одинакова?
— В основе — одинакова.
— И теперь ты гадаешь, удастся тебе это или нет? Или хочешь позаботиться о том, чтобы тебя не заметил епископ? А он тебя непременно заметит — ведь сегодня будний день, и народа на службе наверняка мало.
— Что я слышу? Ты подозреваешь меня в тайных умыслах? Ты удивляешь меня, сынок. И как тебе такое в голову могло прийти? Ну, вперед?
Они въехали на холм, привязали коней к столбикам церковной ограды, вошли в церковь и обнаружили, что служба в полном разгаре. Род в изумлении остановился на пороге. Церковь была полна народа и оказалась не такой уж маленькой.
— Они — истинно верующие, — прошептал Магнус на ухо отцу.
— Или не смеют отсутствовать на службе, — шепнул в ответ Род.
Они встали в тени недалеко от входа. Епископ продолжал службу. Казалось, он не заметил вошедших — что было вполне вероятно. По традиции раннего средневековья в церкви не было скамей, все прихожане стояли.
Род и Магнус сразу поняли, что месса не настоящая — или по крайней мере не такая, к какой привыкли они. Во- первых, распятие стояло сбоку от алтаря, а не посередине, и даже в нем самом было что–то не так. На том месте, где должно было стоять распятие, возвышалась довольно грубо сработанная статуя, изображавшая человека, одетого точно так же, как епископ — нечто вроде плохой памяти об истинных епископских регалиях. После «Kyrie» [51] все прихожане запели: «Прости нам, Боже, непослушание наше». Текст «Gloria» [52] большей частью касался людской никчемности, а вовсе не доброты Божьей. «Confiteor» [53] тянулась бесконечно.
51
«Kyrie eleison» (греч.) — «Господи, помилуй». Это песнопение в богослужении и у католиков, и у православных христиан исполняется по–гречески.
52
«Gloria» (лат.) — «Слава», Великое Славословие, «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение».
53
«Confiteor» — чин общего покаяния у католиков.
— Кто будет исповедоваться в прегрешениях своих? — вскричал епископ, а когда никто ему не ответил, он дал знак двоим дюжим молодцам. Те ринулись в толпу прихожан, схватили какого–то парня и швырнули его на колени перед алтарем.
— Исповедуйся! — громогласно возопил епископ и грозно указал пальцем на несчастного парня — так, словно был готов метнуть в него молнию. — Исповедуйся в том, что испытывал похотливое желание к Джулии!
Девушка, стоявшая довольно близко к первым рядам, залилась пунцовым румянцем.
— Но я не… Я…
— Ты таишь свои порочные желания в сердце! Трое взрослых видели, как ты глазел на нее, когда она проходила мимо, видели, что ты провожал ее взглядом, покуда она не скрылась из виду! От них не укрылась похоть в твоем взоре! Исповедуйся!
— Но я ничего… Я…
Епископ кивнул двоим здоровякам. Один из них шагнул к парню, схватил его за руку и завернул за спину. Парень вскрикнул от боли, а епископ велел:
— Исповедуйся!
Магнус рванулся вперед, но Род успел удержать его.