Чары
Шрифт:
Отец и мать умерли, но у Гидеона оставались две его сестры, старшая, Марианна, переехала с семьею в Чикаго, а Абигайль поселилась в Филадельфии. У Гидеона было тоскливое желание – которое, Гидеон знал, не может осуществить – познакомить их с Мадди, сказать им – вот женщина, которую он любит, девушка, которую он ждал столько лет… Но пока он мог только отвести Мадди и Валентина в дом дяди и его жены, которые до сих пор жили в Гринвилле.
Однажды в воскресенье они пошли к ним на чай – Мадлен взяла выходной. Гидеон с удовольствием заметил
99
Нееврейка (амер., слэнг.).
– Гидеон так много мне рассказывал о вас, – сказала Мадлен, когда в смущении присела в гостиной.
– Да, похоже, больше, чем нам о вас, – рот Руфь Тайлер слегка искривился вопреки ее желанию быть вежливой.
– Но это вполне понятно, – спокойно ответила Мадлен. – Ведь я – просто друг, а вы – семья.
– Просто хорошие друзья, а? – спросил Морт Тайлер и подмигнул.
– Именно так, мсье.
– Пожалуйста, называйте меня Морт, хорошо? – С удовольствием.
– Сколько вашему малышу? – спросила Руфь.
– Мне четыре года, – вдруг сам ответил Валентин. Он рос, легко говоря на двух языках, а когда начал больше времени проводить без Мадлен и Зелеева, английский Валентина стал более непринужденным и американским по духу. Но, конечно, малыш перенял акцент матери.
Руфь Тайлер принесла чай, добавила в чашку Мадлен слишком много молока, но та выпила его, словно нектар, и приняла вторую чашку.
– О, мой Бог, – неожиданно воскликнула она.
– Что случилось? – спросила Руфь.
– Ваш сырный пирог!
– Да, и что с ним? Вам не нравится?
– Совсем наоборот! – Мадлен положила вилку на тарелку, рядом с большим куском пирога. – Гидеон мне рассказывал, что вы печете самые чудесные сырные пироги на свете, но, боюсь, я не вполне могла себе представить, насколько они вкусные.
– Это – старый еврейский рецепт, – сказала Руфь. – Вы умеете печь пироги, Мадди?
– Боюсь, нет.
– Гидеон говорит, что вы поете?
– Немножко, – скромно ответила Мадлен.
– Ее учил кантор, – добавил обманщик Гидеон, отлично зная, что Мадди учил Гастон Штрассер, но он обожал поддразнивать тетушку.
– Это ты серьезно? – немного оживившись, спросила Руфь, но не совсем веря.
– Конечно, тетушка Руфь. Как вы можете сомневаться? Леви были лучшими друзьями Мадди в Париже, Ной Леви имел на нее большое влияние.
– Ну и хорошо, – глаза Руфь заблестели, и она повернулась к Мадлен с новым интересом. – Скажите мне, дорогая, ваш покойный муж – упокой
– Нет, мадам, – голос Мадлен был почти извиняющимся.
– Но этот Леви был, правда, кантором?
– Конечно, мадам.
– Ну, по крайней мере, это уже что-то, – Руфь взяла пирог, разрезанный на две части. – Еще кусочек, моя дорогая?
Валентин привязался к великану-американцу сразу. Гидеон знал, как часами играть с ребенком, никогда не утомляя его и самому не уставая от игр. Руди Габриэлу тоже понравился Тайлер. Достойный человек, так тепло и искренне относящийся к Мадлен, просто не мог быть никем иным, как только хорошим человеком.
И только Зелеев был недоволен.
– Разве тебе нужно проводить столько времени с этим мужчиной?
– С Гидеоном?
– Господи, да с кем же еще? С кем еще ты видишься так часто, когда у тебя и так мало свободного времени? Конечно, я имею в виду Гидеона.
– А чем он плох? – мягко и растерянно спросила Мадлен.
– Во-первых, у тебя с ним мало общего…
– А что еще?
– Он – детектив. Он ведет низкую и сомнительную жизнь.
– Чепуха.
– А ты думаешь – это романтично, быть частным сыщиком, ma ch`ere?
– Гораздо романтичнее, чем стоять за прилавком целый день и приносить домой запах копченой рыбы. Определенно, что Гидеон никогда сознательно не гонялся за романтикой, как и я тоже.
– Ты сознательно делаешь вид, что не понимаешь, о чем я, – укоризненно заметил Зелеев. – Конечно, против своей воли, я должен допустить, что есть на свете вещи, которые приходится делать, чтобы выжить.
– Неподобающие занятия? – подкинула Мадлен. – Такие, как быть горничной или обслуживать столики в кафе или работать в магазине?
– Но этот человек гораздо старше тебя – кстати, сколько Тайлеру?
– Сорок шесть.
– Ну вот. Мужчина средних зрелых лет, которому не приходилось в шестнадцать лет убегать из дома. Должно быть, у него была не одна возможность выбрать в жизни более полезное занятие.
– Он был полицейским, Константин.
Она увидела на его лице гримасу и продолжала:
– И если б он не поступил на работу в полицию, мог бы стать портным, как его отец. Это бы вам больше понравилось? Сомневаюсь.
– Ты извращаешь мои слова, Мадлен. Гидеон Тайлер – ничем не примечательный человек. Конечно, он – не тот мужчина, который тебе нужен.
– Но он мой друг – не любовник.
Мадлен старалась не терять терпения, что иногда было довольно трудно. Она уже и раньше не раз сталкивалась с подчеркнутым снобизмом Зелеева и пыталась его вышучивать – но сегодня он зашел слишком далеко.
– Я знаю, ты слишком упряма, чтоб принять помощь от своего брата, – продолжал Зелеев. – Но ты могла б хотя бы познакомиться поближе с его друзьями. Чувственный, богатый уолл-стритский брокер – может, это бы сейчас подошло… Не идеальный вариант, но разумный.