Чары
Шрифт:
– Но ведь тебе не хотелось спать, мамочка, не хотелось?
– Нет, не всегда.
– Тогда ты должна знать, каково мне. Мадлен потрепала его по волосам.
– Да, ch'eri, я знаю.
– Мама?
– Что, мой родной?
– А можно нам… у нас будут в квартире цветы? Пожалуйста. Я имею в виду эти… в горшках, чтобы было, как в саду.
– Конечно, ch'eri, это отличная идея.
– Мама?
– Что?
– А мы можем купить телевизор?
– Нет, мой дорогой. Не сейчас.
– А почему?
– Слишком
– Мама?
Мадлен поднесла к губам усмиряющий палец.
– Последний вопрос.
– Ты разрешишь Гидеону отвезти нас на Кони Айленд? Он говорит, там – здорово!
– Да, конечно, ch'eri, но я не знаю, когда. Я сейчас так много работаю сверхурочно.
– А мы можем поехать в следующее воскресенье? Гидеон говорит, там есть целый парк специально для детей.
– С воскресеньями все сложно, малыш. Ты же знаешь – я работаю в Забаре весь день.
Лицо Валентина стало грустным.
– Мне так скучно и грустно, когда ты на работе, мама.
– Я знаю.
Подгоняемая чувством вины, Мадлен взяла на следующее воскресенье выходной, чтоб Гидеон мог отвезти их на Кони Айленд. Они провели несколько приятных часов в детском парке, и Валентин смог вволю накататься на всем, чего только его душа пожелала, а потом пошли прогуляться у воды. Теплый ветерок обвевал их щеки, Валентин повизгивал от радости, носясь туда-сюда и с замиранием сердца смотря на парение чаек над океаном и шумный пестрый карнавал на стороне материка. Они забрели на пляж, сняли обувь и бродили, утопая ногами в песке и слушая шум прибоя. Мадлен крепко сжимала левую руку Валентина, а Гидеон – правую, на случай, если радость вдруг завела б его слишком глубоко в воду.
– Ему нужны друзья его возраста, – сказал Гидеон Мадлен позже, когда они сели на скамейку и наблюдали за Валентином, чьи губы и щеки были еще липкими от конфет, самозабвенно игравшим в песочнице. – Он такой отважный парнишка, – Гидеон засмеялся. – Пожалуй, он был бы непрочь покататься на «русских горках», если б вы ему разрешили – и если б он знал, что доставит нам удовольствие.
– Но он проводит все свое время со взрослыми, – сказала Мадлен, и ее блестящие глаза затуманились.
– Ему сейчас пять, Мадди, ему нужно в школу.
– Я знаю – я думаю об этом все время. Но как это возможно?
Она намеренно отгоняла мысли об опасной нестабильности их полулегального проживания в Америке. Она въехала как человек, прибывший на время, и уже больше двух лет работала, не говоря своим хозяевам, что у нее нет официального разрешения на работу. Позже это беспокоило ее все больше и больше, но она не знала, что предпринять.
– Вам нужно срочно что-то сделать, Мадди, – сказал Гидеон. – Или в любой момент кто-нибудь может донести, что здесь живет
Мадлен знала, что он прав. Это же самое повторял ей Руди, и ее почти что пилил Константин. Видеть своего веселого подвижного мальчика, который нуждался в сверстниках и занятиях, сидящим здесь в одиночестве… – все это просто надрывало сердце Мадлен. Но она по-прежнему боялась рисковать, боялась предпринять любой официальный шаг, чтоб не разворошить осиное гнездо. Она сравнивала себя со страусом, прятавшим в минуту опасности голову в песок. Надеялась, что все само собой разрешится чудесным образом.
– Я придумал выход, – неожиданно сказал Гидеон.
– Какой?
– Давайте сначала взглянем на альтернативы, хорошо? Даже если вы решитесь пойти работать в вашем семейном банке – а вы не хотите, я знаю… должен сказать, что на самом-то деле нет ни одной банковской работы, для которой бы у вас была квалификация. И, значит, чтоб получить эту работу, вам нужно будет обратиться к своей матери, чтоб она для вас что-то подобрала.
– Не раньше, чем от этого будет зависеть жизнь Валентина, – твердо сказала Мадлен.
– Второй шанс для вас – отдаться на милость Департамента иммиграции. Они могут быть снисходительны – но могут и заупрямиться, потому что вы сознательно столько оттягивали.
– Вы думаете, они могут нас выслать? – спросила она тихо.
– Сомневаюсь, – Гидеон подавил дрожь. – Но все же я бы не стал рисковать.
– Тогда что же мне остается?
– Только одно, что может дать гарантии.
– Ради Бога, что же это? – Мадлен умирала от нетерпения. – Скажите мне.
– Замужество, – сказал Гидеон. – Брак с гражданином Америки.
Он хотел, чтоб голос его звучал спокойно и непринужденно, но его волнение и тревога все же закрались в его тон.
– Фиктивный брак.
– Вы шутите?
– Я хочу и могу это сделать для вас, – он почувствовал, что краснеет. – Конечно, мы будем жить отдельно – это будет просто соглашение между друзьями.
Он ждал ее ответа, но она молчала, и он продолжал:
– Мадди, я просто очень волнуюсь за вас и Валентина. Я не хочу, чтоб вам обрубили корни, которые достались вам так тяжело.
Мадлен была слишком поражена, чтоб отвечать. На секунду она даже забыла, где она, забыла присматривать за Валентином. Она знала, что такие браки были обычным делом во время войны, но теперь? И она была по-прежнему женой Антуана – душой и сердцем. У нее не было даже минутного искушения посмотреть на другого мужчину.
– Но это будет всего лишь клочок бумаги, – сказал Гидеон, угадывая ее мысли. – Это ничего общего не имеет с настоящим замужеством.
Мадлен попыталась взять себя в руки.