Чаша Бланшара
Шрифт:
— Не могу сказать.
— Что значит, не можешь? Ты должна знать, раз она дала ее тебе, если, конечно, шкатулка принадлежит Роуз.
Элси рассматривала свои ноги.
— Она велела мне не болтать, — пробормотала она. — Заставила дать слово.
— Так ты с ней разговаривала? — резко спросила Агнесс. — Что еще она сказала?
Элси все еще не поднимала головы.
— Что я должна показать ее вам. Это знак, что она в порядке. Она знает, что вы ее ищете, и хочет, чтоб перестали… Она сказала, что не желает, чтобы кто-нибудь из Бланшаров к ней
Агнесс снова взглянула на шкатулку. Внутри была грязь, но ее поразили тонкость и красота работы. Она понимала, что шкатулка ценная, вовсе не из таких, какие можно увидеть у кухонной прислуги. Но даже если такая ценная вещь и принадлежала Роуз, как она могла доверить ее такой грязной бродяжке, как Элси?
Агнесс посмотрела на Элси и вдруг заметила странную вещь. Если раньше девочка ходила босиком, то теперь на ней были прочные коричневые ботинки, казавшиеся слегка великоватыми. Недоверие Агнесс возросло.
— Не верю, что Роуз сказала тебе нечто подобное. Она не могла ждать, что я стану ей писать, да и ей самой не пришло бы в голову писать мне. Она работала кухонной прислугой, откуда у нее такая дорогая вещь? И зачем она мне ее послала?
Элси выглядела удивленной и разочарованной.
— Вы что, оглохли? — грубо сказала она. — Не слышали, что я сказала? Я же говорю, вы ее достали. Она не хочет иметь с вами никаких дел… И я не оставлю у вас коробку, она хотела, чтобы я ее вам только показала.
Девочка внезапно потянулась к шкатулке, но Агнесс словно это предвидела, и когда маленькая грязная лапка Элси рванулась к ее ладони, женщина крепко сжала кулак и подняла руку так высоко, что девочка не могла дотянуться.
— Если не возражаешь, я оставлю это у себя. Скажешь Роуз, что у меня она будет в сохранности. И кстати, где ты достала такие ботинки?
Агнесс видела, как забегали глаза Элси, как изменилось выражение ее лица, как губы зло сжались в тонкую линию, для чего вроде бы не было повода. Она догадалась, что девочка ее обманывает и у нее есть какая-то цель. Агнесс посмотрела на шкатулку, потом на ботинки, затем протянула руку и, схватив Элси за костлявое плечо, заставила посмотреть себе в глаза.
— Ты это украла, и ботинки тоже, я уверена. Вот они точно принадлежат Роуз, даже если шкатулка не ее. Ты ведь меня уже однажды обворовала. — Агнесс приблизила свое лицо к лицу Элси. — Теперь ты делаешь вторую попытку? Так вот, если не хочешь, чтобы я позвала констебля, рассказывай, где Роуз и как тебе удалось ее обокрасть.
Девочка не смогла скрыть своего удивления.
— Я ее не обворовывала, — сказала она весьма неубедительно.
— Тогда я зову констебля, пусть он задаст тебе тот же вопрос. Он вполне может отвести тебя в тюрьму и заодно арестовать твоего папашу.
— Вы же обещали, что не станете впутывать его в это дело, — взмолилась Элси, тщетно пытаясь вырваться, но Агнесс держала ее крепко.
— С чего это ты решила, что мне
— Я не воровала! Зачем вы говорите, что я воровала? — взвизгнула Элси, извиваясь и неловко лягаясь ногами в слишком больших ботинках.
— Мальчик! — позвала Агнесс посыльного, пробегающего поблизости. — Я дам тебе два пенса, если ты сбегаешь за констеблем. Эта бродяжка пыталась украсть у меня серебряную шкатулку. Я хочу, чтобы ее забрали и заклеймили.
— Неправда! — воскликнула разъяренная Элси. — Она меня обхитрила. Я сама дала ей шкатулку, а она как свихнулась!
— Ну еще бы, — сказал парень, подмигивая Агнесс. — А я Дик Тарпин, воскрес из мертвых и только что дал ей целый соверен.
Услышав, как над ней надсмехаются, Элси поняла, в какую попала ситуацию. Она перестала брыкаться, взглянула на паренька и Агнесс, потом опустила глаза:
— Я отдам вам все, если вы этого добиваетесь, но вы жуткая сука, раз так со мной поступаете.
Агнесс проигнорировала оскорбление:
— Так ты еще что-то у нее украла? Мне ничего не надо, только скажи, где Роуз?
— Я у нее не воровала, и вы никогда не сможете с ней поговорить, — огрызнулась Элси, брызгая слюной.
— Почему нет? Объяснись.
Когда Элси заговорила, Агнесс словно оцепенела.
— Она мертва. Я ее нашла. Вот и все, что тут объяснять?
Наверное, с минуту все молчали, затем парень начал дергать за корзинку Агнесс.
— Так как, мадам, зовем констебля или нет? — спросил он.
— Нет, — ответила Агнесс, протягивая ему пенни. — А теперь иди. — Она повернулась к Элси и, стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила: — Где она?
— Там, в грязи по линии прибоя, около баржи у пристани Трех журавлей. Я вчера ее нашла, когда был низкий прилив. Ее там закопали, а я откопала.
— Бог мой! Наверное, она упала в реку и утонула.
— Ничего подобного. У нее горло перерезано от уха до уха.
Агнесс почувствовала, что может упасть в обморок. Перед ней мелькали картинки: окровавленная Роуз, кровь, стекающая в грязь и смываемая водой в мутную реку. Сердце ее бешено колотилось, к горлу подкатывала тошнота, но, тем не менее, она не забыла, что с Элси следует держать ухо востро, что девчонка тут же скроется, если ее отпустить. Поэтому Агнесс постаралась выкинуть все эти мысли из головы и сосредоточиться на ужасных подробностях.
— Полагаю, ты также нашла ее двадцать соверенов. Думаю, именно поэтому ты так не хотела рассказывать о своей находке.
— Нет, — быстро сказала Элси. — У нее не было ни пенни. Клянусь.
Агнесс недоверчиво вздохнула:
— Мне не нужны эти деньги, Элси. Что касается меня, то, даже если ты нашла сто гиней, можешь оставить их себе. Только скажи мне, сколько там было. И помни о констебле, Элси, и об отце.
— Я же сказала, — упрямилась Элси. — Я взяла ее одежду, если хотите, можете посмотреть, но денег там не было.