Чаша и Крест

Семенова Вера Валерьевна

— Это потайной выход из личных покоев Морелли. Через некоторое время оттуда должен выйти некто. Взгляните, не вызывает ли он у вас определенных воспоминаний.

Мы с Жераром невольно приникли к щели. Долгое время ничего не происходило — только мигали факелы, вставленные в кольца по обе стороны от двери. Потом дверь медленно приоткрылась, и наружу выскользнул человек, закутанный в плащ по самые уши. Он оглянулся в обе стороны и проскользнул мимо, на мгновение обернувшись. Но этого нам хватило — я невольно прижал руку ко рту, чтобы сдержать восклицание.

—

Я трепещу, — восторженным шепотом произнес Жерар.

Опустив ткань капюшона так, чтобы скрыть лицо до половины и тревожно сверкнув прозрачными глазами, мимо нас прошел когда-то бесследно исчезнувший Лоциус, бывший командор Круахана.

— Это ужасно, — сказал я потрясенно, глядя вслед немного согнутой на один бок фигуре, которая быстро свернула за угол. — Что это значит?

— Это значит, — серьезно сказал Гвендор, кладя руки нам на плечи, — что впредь я попрошу вас и Бэрда беспрекословно выполнять все мои приказания, не пытаясь вникнуть в их смысл. Если вы действительно относитесь ко мне… с некоторой симпатией, как я льщу себя надеждой, вы исполните мою просьбу.

— О мой проницательный командор, — осторожно сказал Жерар, — благодарим за предупреждение. Видимо, это означает, что вы собираетесь поручить нам заняться чем-то исключительно разумным. Осталось только узнать, чем именно, чтобы окончательно успокоиться на этот счет.

— Я прошу вас, — но голос Гвендора звучал твердо, как приказ, — с этого мгновения вы ни на секунду не должны спускать глаз с Рандалин. Вы будете сменять друг друга, но кто-то один постоянно будет следить за ней.

— Давайте я сразу выберу время своего дежурства, — быстро уточнил Жерар. — Например, после полуночи.

— И как только вы увидите, что ей грозит опасность, — продолжил Гвендор, не обратив ни малейшего внимания на его слова, — вы защитите ее так же, как защитили бы меня, и отдадите за нее жизнь так же, как отдали бы за меня. Я понимаю, что совсем не имею права просить вас об этом, но больше мне некого просить, кроме вас.

— Ну почему же! — Жерар взмахнул рукой в великодушном жесте. — Только я за разделение труда. Например, Торстейн может замечательно рисковать жизнью, он давно об этом мечтает, а я возьму на себя роль героического защитника, появляющегося в конце, когда все уже умерли.

— А о себе вы не хотите подумать, Гвендор? — спросил я вполголоса.

— Я ведь уже говорил вам, Торстейн, что я бесконечный эгоист. Как раз именно о себе я и думаю в данном случае.

Неделя прошла без особых событий. Мы опять перебрались в загородный дом, но в основном потому, что Рандалин сняла пустующий особняк неподалеку и довольно много времени проводила там, не торопясь уезжать из Круахана.

Ровно через семь дней мы с Гвендором сидели утром на террасе. Я пил горьковатый травяной настой, смутно надеясь взбодриться, а мой друг как всегда выпускал колечки дыма, любуясь ими на фоне светло-розового неба. Мы ждали Жерара, которому полагалось доложить о смене дежурства.

Наконец тот появился, хмурый и недовольный, плюхнулся в кресло и отхлебнул

из моей кружки вместо всяческого приветствия.

— Знаете, Гвендор, — сказал он наконец, — настолько тяжелого задания не выдержит ни один смертный. Я вот только не понимаю, что такого плохого я вам сделал — казалось бы, я всегда демонстрировал исключительную верность и преданность. За что же так надо мной издеваться?

— Что такого у тебя случилось?

— Как что? Попробуйте сами следить за этой Рандалин по ночам!

— А что она такое делает? — я невольно испугался посмотреть в сторону Гвендора.

— Она спит! — возмущенно воскликнул Жерар. — Вы можете себе представить такую наглость? Я специально выбрал это время, изучил целых пять эффективных способов борьбы со сном в надежде, что я наконец смогу наблюдать что-то необыкновенное, а она, понимаете, спит!

— Вообще-то все люди ночью спят, — заметил я осторожно.

— Одни? Не смешите меня! Это по меньшей мере возмутительно. Я предлагаю объявить чашникам ноту протеста. Почему вы их до сих пор не выдворили из Круахана, Гвендор?

— И где она теперь? — прервал тот его разглагольствования.

— Блистательная Рандалин изволит совершать утреннюю прогулку верхом. Но это уж без меня. Увольте, я спать хочу.

Гвендор резко поднялся.

— Куда она поехала?

— В сторону Кру. Но вы зря беспокоитесь. Вокруг никого. И кому она нужна?

Гвендор, особенно не слушая его, уже сбегал по ступенькам. Я всегда поражался его способности отдавать мысленные приказания, или, скорее, настойчивые просьбы, даже людям, совершенно не способным к какой-либо магии. Один из младших послушников уже подводил к нему коня, причем я уверен, именно такого, какого тот хотел выбрать в это утро.

— Торстейн! — крикнул Гвендор на орденском языке, на мгновение приподнявшись в стременах. — Если вдруг… вы знаете, где лежит мой архив.

— Слышать не хочу, о чем вы говорите! — я в свою очередь вскочил на ноги. — Подождите! Мы поедем с вами!

Но темно-серая лошадь взяла с места в быстрый галоп, повинуясь легкому движению коленей всадника, и некоторое время я беспомощно смотрел на оседающие клубы пыли.

Мы действительно не видели его после этого целых два дня, поэтому мне придется рассказать о том, что происходило, опять-таки со слов участников событий, а не только опираясь на собственное свидетельство. Но почему-то мне кажется, что они вряд ли что-то приукрасили.

Рандалин не то чтобы очень любила кататься верхом с раннего утра, но с некоторых пор положила это себе за правило. Ей казалось, что таким образом ее жизнь в Круахане становится более размеренной, и если она обрастет постоянными готовыми привычками, то гораздо труднее будет что-то изменить в налаженном распорядке вещей.

На самом деле — у нее ведь никогда не было дома, который она могла бы считать своим. И вряд ли она могла назвать таковым старый круаханский особняк, по верхним этажам которого гулял ветер, а лестницы скрипели, даже когда по ним никто не ходил.