Чаша любви
Шрифт:
Бригид не обладала ученостью и опытом своей матери, но была знакома с силой мира духов. Кентаврийка знала способы, с помощью которых можно было обратить во зло силу, данную Богиней. Охотница молча пообещала себе, что позже, когда у нее будет время сосредоточиться, она постарается обнаружить вредоносные чары, окружающие поселок.
«До тех пор я могу сделать только то, что умею лучше всего, – найти след и распутать его».
– Вот, – сказала она, бросив воину толстый бурдюк, который достала из последней сумки. –
Кухулин развязал бурдюк, понюхал жидкость, налитую в него, хмыкнул от удовольствия, сделал большой глоток, вытер рот тыльной частью руки и улегся на кровать.
– Я очень давно не пил вина из храма Эпоны. Мать сказала бы, что нет никакого оправдания тому, что я живу как варвар.
– Именно это и заявила твоя сестра.
Ку улыбнулся. Охотнице на мгновение показалось, что он совсем такой, каким был раньше.
– Я по ней скучаю.
– Она тоже тоскует по тебе.
Он кивнул и снова глотнул густого красного вина.
– Ку, почему здесь так мало взрослых? – мягко спросила Бригид.
Воин встретился с ней взглядом.
– Я насчитал двадцать два взрослых – двенадцать женщин, одна из которых только что объявила, что беременна, и десять мужчин. Еще семьдесят детей, от младенцев до подростков. Сиара и другие говорят, что все остальные мертвы. Больше я ничего не знаю.
– Как это? – Голова Бригид закружилась от несоответствия чисел.
– Безумие. Сиара говорит, что взрослым труднее ему противостоять. Из новых фоморианцев, рожденных от человеческих матерей, остались только Лохлан, Невин, Керран, Кейр и Фаллон. – Кухулин замолчал, сжал зубы. – Из этих пятерых Фаллон безумна.
Бригид кивнула и сказала:
– Тюремщики замка Стражи говорят, что она так и не пришла в себя. Жертва Эльфейм не коснулась ее.
– Было слишком поздно. Фаллон успела принять темное наследие своего отца к тому времени, как Эль выпила кровь Лохлана и забрала в себя их безумие. По-видимому, когда это случается, пути назад уже нет.
Он с замиранием сердца вспомнил жуткую сцену, когда Эльфейм разрезала себе запястья и заставила Лохлана отдать кровь, чтобы спасти ей жизнь. Вместе с кровью мужа она вобрала в себя безумие расы демонов.
– Эль тоже должна была лишиться рассудка. Сила Эпоны помогла ей остаться нормальной, но безумие спит в ее крови.
– Принятие в себя этого зла не уничтожило твою сестру, да и Фаллон. Как оно смогло погубить других взрослых?
– Сиара говорит, что ее соплеменники выбирали самоубийство, а не жизнь в насилии и ненависти, когда они больше не могли переносить боль, возникающую в результате противостояния злу, скрытому в них.
Охотница наклонила голову, послала ему недоверчивый взгляд и спросила:
– Она говорит, что тот, кто был почти готов принять в себя ненависть и зло, смог взамен принести в жертву собственную жизнь?
– Да. Как последний
– Ты в это веришь?
Бригид ожидала, что Кухулин разгневается, но он задумался, сделал новый глоток из бурдюка и ответил:
– Сначала я ничему не верил, поэтому много дней не выпускал из рук оружия и ждал, что из-за любой скалы на меня могут напасть крылатые демоны. – Он вскинул брови, и его глаза осветили знакомые искорки, пусть и едва мелькнувшие. – Демоны так и не появились. Но знаешь, кто действительно выскочил из-за скалы?
– Если бы ты заставил меня жить с ними, думаю, я назвала бы их демонами. Очень маленькими, но весьма пугающими. – Бригид прыснула.
– Дети здесь повсюду. Их очень много, и слишком мало взрослых, которые постоянно заняты тем, что воспитывают и кормят малышей. Они вовсе не беспомощны, по крайней мере, не так, как человек или даже кентавр в их возрасте. Эти новые фоморианцы выносливы и умны. Несмотря на то, что здешние мальчики и девочки слишком шумно приветствуют гостей, они невероятно хорошо воспитаны. – Кухулин выдержал проницательный взгляд Бригид. – Это самые счастливые существа, которых я когда-либо видел.
– Нет ничего особенного в том, что дети счастливы, Ку. Даже твоя глупая волчица бегает и шалит. Так всегда ведут себя дети, прежде чем мирские заботы вторгаются в их сказочные мечты.
Кухулин услышал горечь в голосе охотницы и подумал, что ее детство, наверное, не было столь счастливым.
– Пока Эльфейм не принесла себя в жертву, у новых фоморианцев не было беззаботного детства, – сказал воин. – С самого рождения они были вынуждены бороться за выживание, вели постоянную войну против темного шепота в крови, потому что видели, как их родители уступают злу и умирают.
– Если все это было на самом деле.
– Я устал, Бригид. – Кухулин провел рукой по лбу. – Я пришел сюда не как герой, который поведет их обратно на родину предков. Я пришел, полный ненависти.
– Знаю.
– А Эльфейм не знала. По крайней мере, я на это надеюсь. Мне не хотелось бы, чтобы она думала, будто я предаю ее доверие. – Воин покачал головой и поднял руку, не давая охотнице заговорить. – Нет, я не хочу сказать, что шел сюда с намерением уничтожить всех потомков фоморианцев. Но я искал повод обвинить их и отомстить за Бренну.
– Это не вернет твою жену, Ку.
– Да, ты права. Вместо поля битвы и демонической расы я нашел людей, которые полны счастья. – Он снова потер лоб. – Счастьем пропитано все вокруг меня. Я окружен им, но не чувствую его.
Бригид ощутила прилив нежности. Выражение лица делало воина гораздо старше своих лет, заставляло его выглядеть потерянным и одиноким.
– Тебе надо вернуться домой, Ку.
– Мне...
Слова Кухулина прервало легкое постукивание в откидной полог, служивший дверью.