Чаша огня

Дмитрюк Сергей Борисович

Он сжал кулаки и с такой силой ударил по приборному щитку, что вертикальная панель с рядами круглых шкал жалобно зазвенела. Сказал, потирая ушибленную руку:

— Любовь… То, что нам говорят о ней с детства воспитатели и учителя, это миф от начал и до конца! Он повторяется ими с древних времен, чтобы не травмировать юные души, но сами они прекрасно знают цену таким словам… Я тоже верил этой сказке, жил надеждой на встречу, горел страстью желания, полный беспредельной нежности к той единственной и неповторимой, которая с легкостью растоптала мои чувства. Я был готов ради нее на любые жертвы и испытания, но она испугалась этих чувств, она была не готова к такой ответственности… Нет, никаким общественным воспитанием, никакими проповедями о долге, справедливости и чести не вытравить из них природную сущность, доставшуюся

им в наследство из глухих тысячелетних глубин прошлого. Мы разные с ними и ничего с этим не поделаешь!

Я посмотрел на штурмана. Я был совершенно растерян от его слов… Растерян? Нет, это совсем не то слово, которым можно было выразить мое состояние! Слова Купера так сильно не вязались со всем, что я слышал, думал, чувствовал до сих пор. Его слова для меня были ложью, потому что я знал совершенно иной мир. Я не мог мириться с ними… я не хотел с ними мириться!

— Тебе просто не повезло в жизни, Дев!

— Не повезло? — Купер метнул в меня огненный взгляд и мрачно усмехнулся: — Хотел бы я, чтобы тебе повезло больше!

Я не ответил ему. Помолчав, спросил:

— И поэтому ты избегаешь бывать на Земле?

— Да, насколько это возможно, — уже более спокойно ответил он. — Я стараюсь уходить в дальние рейсы. Год, два курсирования между колониями Трудового Братства, затем небольшой отдых на лунных базах, и снова в полет. Грузы забираем на Орбитальных, там же делаем профилактический ремонт. На Землю спускаемся редко, по необходимости. В этот раз пришлось заделывать две крупные пробоины — на корме и в двигательном отсеке. В прошлый рейс к Сириусу попали под такой метеоритный обстрел… никому такого не пожелаю! Надо сказать, это бешеная звезда. Метеоритный пояс там раза в два обширнее и плотнее, чем у нас, в Солнечной системе.

— И ты не скучаешь по Земле?

— По Земле? — Купер задумался. Сказал печально: — Скучаю, конечно, очень скучаю! Но дни пребывания там самые тяжелые дни в моей жизни. Хотя тебе это, должно быть, кажется бессмысленным и странным. Ведь встреча с Землей всегда приносит радость… Но я страшусь столкнуться там с ней. Понимаешь? Пусть случайно, но я боюсь этого! Ведь никогда не знаешь с кем и где встретишься на Земле. Ты же знаешь, как это бывает?

— Знаю, — кивнул я.

— А если я встречусь с ней еще раз, то… Нет! И вообще, я не могу видеть этих «кротких» глаз, сияющих «доверчивых» улыбок… Ты никогда не был в космопорту в день прибытия корабля из дальнего рейса? Напрасно! Толпы народа, море цветов, тысячи приветливых улыбающихся лиц… и они — божественно красивые, молодые, влекущие — ходят в толпе у кромки поля, искоса поглядывая на тебя. Ты видишь их еще с посадочного трапа, едва выйдя на залитую солнцем верхнюю площадку. Ты останавливаешься взглядом на одной из них… В громадных серых глазах нераскрытая тайна и немного печали… губы подернуты слабой улыбкой… стройные загорелые ноги и нарочито обнаженные плечи… шелковая грива взбитых ветром волос… под тонким платьем не скрыта ни одна линия, ни одна черточка безупречно сложенного тела… Кажется ты видишь ее всю насквозь, всю, какая она есть. Каждый жест ее, каждый взгляд, каждый завиток волос продуманы так тщательно, и рассчитаны так точно, что ты моментально получаешь в сердце удар, от которого уже не можешь оправиться. Сегодня ты герой и весь мир у твоих ног, а звезды над твоей головой сияют немыслимо красивой короной. И, конечно же, ты хочешь любви и восхищения собой. Кто этого не хочет?.. А потом… потом будут теплое море, в бастионах желтых скал, лохматые пальмы, трепещущие на ветру, и легкие стеклянные кемпинги Базы Космофлота, взбирающиеся к бархатно-черному небу, усыпанному яркими южными звездами. И тишина — целое море тишины и спокойствия: только ты и она, та, что показалась тебе сказочной принцессой, избранницей на всю жизнь. Жаркая ночь в объятиях сероглазой ведьмы!.. Потом наступит утро, пройдут дни, много дней, и все повториться снова. Будут меняться только цвет глаз, волос, оттенок кожи и имена. Неизменным останется только одно — не будет настоящих чувств, не будет любви! И так бесконечное число раз! Ужасный замкнутый круг!.. Так не лучше ли укрыться от всего этого здесь, во мраке и холоде, наедине с чистым светом звезд?

Он вопрошающе посмотрел на меня, судорожно сжимая подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели. Я сидел рядом и молча, смотрел в пространство

перед собой. В голове шумело. Неужели все бывает на самом деле так, как рассказывает Купер? Нет, это просто какая-то ерунда! Как можно было настолько разувериться в людях, потерять интерес к жизни? Или же я совсем не знаю ее, эту жизнь?.. Но разве такое возможно?

— А Тернер? — зачем-то спросил я.

— А что Тернер? — пожал плечами Купер. — Он любит свою профессию, любит звезды, и не мыслит себя без них… Да и ему, по-моему, все равно.

— Все равно? Он женат?

— Насколько я знаю, нет. Но у него когда-то была женщина. Ты же знаешь, что теперь это понятие брачный союз сильно изменило свое первоначальное значение. Стало более демократичным, что ли? Во всяком случае, в нем нет прежнего закостенелого индивидуализма и замкнутости в собственной семейной скорлупе. И это хорошо, очень хорошо! Мужчина и женщина Трудового Братства строят свой союз на основе свободного выбора чувств, лишенного былых предрассудков и догм… К тому же, Эд очень застенчивый человек в этих вопросах. Трудно поверить, но это так. Да и не только в этом дело. Не каждая из теперешних дев пойдет за космолетчика.

— Это почему?

— Почему? — Купер посмотрел на меня с откровенной насмешкой. Сказал: — Что такое наш брат, космолетчик? Год-два скитаний в Договорной Зоне, потом месяц отдыха на Земле, и снова за десяток парсек от дома. Земля все больше становится прекрасным воспоминанием, чудным сном, а встреча с ней — капля в океане разлуки! А они, они не хотят так долго ждать. Тебя любят, когда ты рядом, когда тебя можно видеть, слышать, обнимать… когда же тебя нет, то любят другого!

Я рассеянно смотрел на цилиндрическую колонну матово-зеленого цвета, справа на пульте, в окошках которой прыгали голубые столбики индикаторов.

— Да, ты не переживай так, Максим! — сказал Девид Купер, заметив мою подавленность. — Я вовсе не собираюсь навязывать тебе своего мнения. Пойми меня правильно, это просто дружеское предостережение, не больше! И не кисни так! Слышишь? Лучше иди, отоспись хорошенько. Завтра всем нам предстоит трудный день. Уж поверь моему опыту!

Я вернулся к себе в каюту, но сон не шел. Нервы были слишком напряжены, чтобы можно было уснуть. Голубой шар над головой равномерно вспыхивал, становясь почти прозрачным. Из глубины его всплывали крохотные искры, пронизывали стеклянную сферу иглами зеленого света, и гасли в серой застывшей мгле каюты. Но их свет не умирал вовсе. Вокруг шара отчетливо проступала корона радужного сияния, слегка колебавшаяся в потоках воздуха, гонимого вентиляторами.

Я смотрел на нее с каким-то странным оцепенением, лежа на спине и не двигаясь. Мысли прыгали в голове, наскакивая одна на другую, рождая то неясные, то четкие, до остроты, образы. Теперь я понимал, откуда в моих спутниках эта спокойная уверенность и бесстрашие. Купер ищет среди звезд не только спасения от прежних воспоминаний. Он ищет, возможно, и смерти для себя… Во всяком случае, он принял бы ее спокойно, случись что-то с кораблем. Теперь я не сомневался в этом. В сущности, мы оба были чем-то схожи в своих устремлениях, и в его путаном рассказе я без труда угадывал недосказанные фразы и мысли. Отрицая любовь, он все еще трепетно и нежно любит ту женщину, хотя и запрятал свои чувства глубоко в сердце. Отсюда эта его слепая ярость при одном только упоминании слова «любовь». Весь его рассказ — сплошная бравада, выражение невысказанной обиды за себя и свои чувства, которые когда-то и кто-то не разделил с ним. Но он не прав! Нельзя из-за этого быть обозленным на весь мир. В этом его слабость, его уязвимость, которой он боится больше всего.

А Тернер? Судя по тому, что говорит о нем штурман, это человек, самозабвенно преданный своему делу, пожертвовавший ради него личной жизнью. Но ведь и ему не чуждо ничто человеческое? И Купер ясно намекнул, что и в жизни Тернера была какая-то женщина… Нет, не надо строить никаких домыслов! Лучше при случае обо всем расспросить самого его.

Мысленно я попытался вернуться к светлому образу Юли, которым грезил час назад. Теплая волна уже побежала по телу от сердца к голове, как вдруг острый, словно укол тока, испуг оборвал ее течение. Я поймал себя на том, что боюсь думать о Юли теперь, после всего услышанного от Купера. Это был какой-то незнакомый, суеверный страх, боязнь потерять тот светлый лучик, который еще связывал меня с Землей.